Горящая земля

– Твои друзья едят своих лошадей, – добавил я. – И ловят угрей, лягушек и рыбу.

– Они выживут, – вяло ответила она.

– Датчане в ловушке, – пренебрежительно отозвался я. – На сей раз Альфред не будет платить им золотом за то, чтобы они ушли. Когда ударит зима, они сдадутся, и Альфред убьет их всех. Одного за другим, женщина.

– Они выживут, – настаивала Скади.

– Ты видишь будущее?

– Да, – ответила она, и я прикоснулся к молоту Тора.

Я ненавидел ее – и находил, что трудно отвести от нее взгляд. Скади была наделена даром красоты, однако то была красота оружия. Гладкая, твердая и сияющая. Даже став униженной пленницей, немытая и одетая в тряпье, она сияла. Ее лицо было костистым, но его смягчали губы и густота волос. Мои люди пялились на нее. Они хотели, чтобы я отдал им ее для забав, а потом убил. Она считалась датской колдуньей, столь же опасной, сколь желанной, и я знал, что ее проклятие убило мою Гизелу и Альфред не будет возражать, если я ее казню. Однако прикончить ее не мог. Она завораживала меня.

– Можешь идти к ним, – сказал я.

Она молча обратила ко мне большие мрачные глаза.

– Прыгай за борт.

Мы стояли недалеко от шельфа Торнея. Может, ей придется проплыть пару футов, но потом она легко доберется до берега вброд.

– Ты умеешь плавать?

– Да.

– Тогда иди к нему, – велел я.

Выждал и издевательски ухмыльнулся:

– Ты не хочешь быть королевой Уэссекса?

Она оглянулась на унылый остров.

– Я вижу сны, – тихо произнесла она, – и во снах ко мне приходит Локи.

Локи – бог-хитрец, источник бед в Асгарде, бог, заслуживший смерть. Христиане рассказывают о змее в раю – это и есть Локи.

– Он ведет с тобой злые разговоры?

– Локи печален. И жалуется. Я утешаю его.

– Какое это имеет отношение к тому, чтобы ты прыгнула за борт?

– Это не моя судьба.

– Так тебе сказал Локи?

Она кивнула.

– И он поведал тебе, что ты станешь королевой Уэссекса?

– Да, – просто ответила Скади.

– Но Один сильнее, – проговорил я, мечтая, чтобы Один больше пекся о защите Гизелы вместо Уэссекса.

А потом я задумался, почему наши боги допустили, чтобы христиане победили при Феарнхэмме, почему не позволили почитавшим этих богов захватить Уэссекс. Но боги своенравны, полны озорства, и самый своенравный и озорной из них – коварный Локи.

– И что Локи велел тебе теперь делать? – резко спросил я Скади.

– Подчиняться.

– Ты мне не нужна, поэтому прыгай. Плыви. Ступай. Голодай.

– Это не моя судьба, – повторила она.

Голос ее был монотонным, как будто в душе не осталось жизни.

– А если я тебя столкну?

– Не столкнешь, – уверенно сказала она.

И Скади оказалась права. Я оставил ее на носу, когда мы повернули корабль и позволили быстрому течению отнести нас обратно в Темез, к Лундену.

Той ночью я выпустил пленницу из кладовой, которая служила ей тюрьмой. Предупредил Финана, чтобы ее не трогали и не связывали. Она была свободна, но утром Скади все еще обнаружилась у меня во дворе – сидела на корточках, молча наблюдая за мной.

Скади стала кухонной рабыней. Невольники и слуги боялись ее. Она была молчаливой, зловещей, как будто из нее высосали жизнь. Большинство моих домочадцев были христианами и крестились, когда та переходила им дорогу, но не трогали ее. Датчанка могла в любую минуту уйти, но осталась. Могла отравить всех, но никто не заболел.

* * *

Осень принесла с собой холодные влажные ветры. За моря отправили гонцов, в королевство валлийцев тоже, с известием о том, что семья Хэстена собирается креститься и с приглашениями чужеземным посланникам присутствовать на церемонии.

Альфред, очевидно, расценивал готовность Хэстена принести в жертву христианству жену и сыновей как победу, стоящую бок о бок с победой при Феарнхэмме, и приказал разукрасить улицы Лундена флагами, чтобы приветствовать датчан. Сам король явился в город позже, под бурлящим дождем. Он поспешил во дворец епископа Эркенвальда, находившийся рядом с восстановленной церковью на вершине холма, и тем вечером состоялся благодарственный молебен, на котором, впрочем, я отказался присутствовать.

На следующее утро я отвел троих моих детей во дворец. Этельред и Этельфлэд, которые хотя бы притворялись счастливой парой, когда того требовал церемониал, прибыли в Лунден, и Этельфлэд предложила моим детям поиграть с ее дочерью.

– Означает ли это, что ты не пойдешь в церковь? – уточнил я.

– Конечно пойду, – с улыбкой ответила она. – Даже если появится Хэстен.

Все церковные колокола в городе звонили в ожидании появления датчан, и на улицах собирались толпы, несмотря на то что ветер нес с востока пронизывающий холодный дождь.

– Он уже в пути, – сказал я.

– Откуда ты знаешь?

– Они двинулись сюда на рассвете.

Я наблюдал за разливающимся Темезом и за маяками – на одном из них загорелся первый огонь, возвещая, что корабли покинули устье реки у Бемфлеота и поднимаются по течению.

– Он делает это лишь для того, чтобы мой отец на него не напал, – заметила Этельфлэд.

– Он пронырливый эрслинг.

– Ему нужна Восточная Англия. Эорик – слабый король, и Хэстену хотелось бы заполучить его корону.

– Возможно, – с сомнением произнес я. – Но он бы предпочел Уэссекс.

Этельфлэд покачала головой: