Горящая земля

Мне казалось очевидным, что Хэстен одурачил Альфреда. Король был одним из самых мудрых людей, которых я когда-либо знал, однако он питал слабость к своему Богу, и ему в голову, казалось, не приходило, что уступкой Хэстена был политический расчет. Альфред верил, что его Бог совершил чудо. Он знал, конечно, от своего зятя и от своих шпионов, что Хэстен нацелился на трон Восточной Англии, но это не беспокоило короля, потому что он уже признал, что та страна находится под правлением датчан. Он мечтал вернуть ее, но понимал разницу между желанием и возможностью. В последние годы жизни Альфред всегда называл себя королем Ангелкинна – королем английского народа, подразумевая под этим всю землю в Британии, где говорили на языке саксов.

Но он знал, что такой титул – надежда, а не реальность.

На долю Альфреда выпало позаботиться о безопасности Уэссекса и распространить свою власть на Мерсию, но остальной Ангелкинн пребывал под дланью датчан, и он ничего не мог с этим поделать.

Однако Альфред гордился тем, что сделал Уэссекс достаточно сильным, чтобы потрепать огромную армию Харальда и заставить Хэстена крестить свою семью.

Я размышлял обо всем этом, Стеапа вел оживленную беседу, которую я едва слышал, а Финан отпускал ехидные шуточки, и я послушно улыбался в ответ. Но мне хотелось лишь одного – убраться из зала.

Альфред никогда не задавал настоящих пиров. Эля было мало, а развлечения – благочестивыми. Три монаха распевали длинную молитву по-латыни, потом детский хор затянул песенку о том, как быть ягненком Бога. Альфред аж засиял от удовольствия.

– Красиво! – воскликнул он, когда малыши в неопрятных одеждах закончили свой кошачий концерт. – Воистину красиво!

Я уж подумал, он собирается потребовать, чтобы дети спели еще одну песню, но епископ Ассер перегнулся за спиной Эльсвит и, очевидно, предложил что-то другое, отчего глаза Альфреда загорелись.

– Брат Годвин! – окликнул он слепого монаха. – Вы не пели для нас уже много недель!

Юный монах казался испуганным, но его сосед по столу взял его под локоть и вывел на открытое пространство, а детей, за которыми присматривала монахиня, увели прочь.

Брат Годвин молчал, пока арфист не сыграл несколько аккордов на струнах из конских волос. Я подумал, что слепой монах вообще не собирается петь, потому что он не издал ни звука, но, когда аккорды стали резкими и жуткими, церковник задергал головой взад-вперед. Несколько человек перекрестились. Брат Годвин начал издавать тихие скулящие звуки.

– Он лунатик, – пробормотал я Финану.

– Нет, господин, одержимый.

Воин теребил свой крест.

– Я видел в Ирландии святого человека, – тихо продолжал Финан, – в точности такого, как этот.

– Его устами говорит Дух, – благоговейно произнес Стеапа.

Альфред, должно быть, услышал наши тихие голоса, потому что повернулся к нам с раздраженным выражением лица.

Мы замолчали, и внезапно Годвин начал корчиться, а потом издал громкий крик, который пробудил в зале эхо. Дым жаровен заклубился вокруг него, прежде чем исчезнуть в дымовом отверстии, проделанном в римской крыше.

Позже я выяснил, что брата Годвина нашел епископ Ассер – молодого слепого монаха, заточенного в келье в монастыре Этелингаэга. Его заперли потому, что аббат считал Годвина безумным, как летучая мышь, но епископ Ассер решил, что Годвин воистину слышит голос Бога. Поэтому и привел его к Альфреду, который, конечно, верил, что все из Этелингаэга несет благо, ведь именно там он пережил величайший кризис своего царствования.

Годвин завизжал. Такой звук издает человек, страдающий от ужасной боли, и арфист убрал руки со струн.

Собаки отозвались на звуки воем из темной задней комнаты дворца.

– Идет Святой Дух, – прошептал Финан благоговейно, а Годвин испустил оглушительный вопль, как будто у него вырывали внутренности.

– Хвала Господу, – пробормотал Альфред.

Он и его семья глазели на монаха, который теперь стоял так, как будто его распяли. Потом Годвин опустил раскинутые руки и заговорил.

Он дрожал, и голос его вздымался и опадал – монах то визжал, то бубнил так тихо, что его почти невозможно было расслышать. Если это и было пение, то самое странное из всех, какие я когда-либо слышал. Сперва слова казались бессмыслицей или распевом на незнакомом языке, но медленно, рождаясь из бормотания, появились связные слова.

Альфред – избранник Бога. Уэссекс – земля обетованная. Изобилие молока и меда. Женщины приносят грех в мир. Светлые ангелы Господни распростерли над нами свои крылья. Господь Всевышний ужасен. Воды Израиля превратились в кровь. Шлюха Вавилона среди нас.

После этого Годвин замолчал. Арфист уловил ритм в словах Годвина и тихо подыгрывал, но его руки заглушили струны, когда монах с недоумевающим видом повернул к залу слепое лицо.

– Шлюха! – внезапно завопил Годвин – снова и снова. – Шлюха! Шлюха! Шлюха! Она среди нас!

Он издал нечто вроде мяуканья, крутнувшись, упал на колени и начал всхлипывать.

Никто не заговорил, никто не шевельнулся.