– Больше чем лихорадка, это болезнь. Другие тоже больны. На прошлой неделе двое умерли.
Каждую неделю приходил священник и пускал мне кровь. Он был угрюмым саксом, проповедовавшим в маленьком городке к югу от крепости Рагнара.
Рагнар принес процветание округе, и город быстро разрастался, запах свежеспиленного дерева, такой же постоянный, как вонь сточных канав, струился вниз по холму, к реке.
Брида, конечно, возражала против строительства церкви, но Рагнар позволил ее построить.
– Они будут поклоняться любому богу, какого выберут, – растолковывал он мне, – вне зависимости от моих желаний. И местные саксы были христианами еще до того, как я здесь появился. Некоторые вернулись к настоящим богам. Первый священник хотел свалить камень Бриды, а когда я помешал ему это сделать, назвал меня злым языческим ублюдком, поэтому я его утопил. А этот, новый, куда более вежлив.
Этот священник считался умелым целителем, хотя Брида, которая сама разбиралась в травах, не позволяла ему назначать мне никакие снадобья. Он только вскрывал мне вену на руке и наблюдал, как густая кровь, пульсируя, медленно стекает в роговую чашку. Когда он кончал с этим делом, ему всегда приказывали выливать кровь в огонь и отчищать чашку, что он и выполнял, нахмурясь, потому что то были языческие предосторожности.
Брида хотела, чтобы кровь была уничтожена и никто не смог с ее помощью навести на меня чары.
– Удивляюсь, что Брида разрешает тебе приходить в крепость, – однажды сказал я священнику, когда моя кровь зашипела и запузырилась на горящих бревнах.
– Потому что она ненавидит христиан, господин?
– Да.
– Три зимы назад она заболела, – рассказал священник, – и ярл Рагнар послал за мной, когда все остальные потерпели неудачу. Я вылечил ее, или же Господь Всемогущий исцелил ее через меня. С тех пор она терпит мое присутствие.
Брида терпела также присутствие Скади. Она бы убила ее, дай ей повод, но Скади заклинала Рагнара, что не желает никому зла, а мой друг имел слабость к испуганным женщинам, особенно хорошеньким.
Он послал Скади трудиться на кухню.
– Она работала на моей кухне в Лундене, – вспомнил я.
– И оттуда пробралась к тебе в постель, – ядовито съязвила Брида. – Хотя не думаю, что она затратила на это много усилий.
– Скади красивая.
– Ты все такой же дурак, каким был раньше. Теперь она нашла еще одного дурака и снова мутит воду. Я сказала Рагнару, чтобы он располосовал ее от паха до глотки, но он так же глуп, как и ты.
К Йолю я был на ногах, хотя не смог принять участие в играх, которые доставляли такое удовольствие Рагнару. Были бега, испытания силы и, его любимое, – борьба. Он сам принимал участие в играх и выиграл первые шесть схваток, потом проиграл гиганту-саксу, рабу, которого вознаградил пригоршней серебра.
В полдень на огромном пиру живущим в крепости собакам разрешили атаковать быка – развлечение, заставившее Рагнара смеяться до слез.
Бык, жилистое и свирепое создание, метался по вершине холма между зданиями, нападая, когда у него был такой шанс, отшвыривая зазевавшихся собак, вспарывая им животы, но в конце концов потерял слишком много крови, и гончие навалились на него.
– Что сталось с Нихтгенгой? – спросил я Бриду, когда ревущий бык рухнул под неистовой грудой карабкающихся на него собак.
– Умер, – ответила Брида. – Много-много лет назад.
– Он был хорошим псом.
– Да, – согласилась моя подруга, наблюдая, как гончие разрывают брюхо бьющемуся быку.
Скади была на дальнем конце этого действа и избегала моего взгляда.
Пир Йоля был щедрым, потому что Рагнар, как и его отец, всегда обожал зимние праздники. Срубили громадное пихтовое дерево. Его втащили в зал и увешали серебряными монетами и драгоценными украшениями.
Скади была среди служанок, приносивших говядину, свинину, оленину, бекон, кровавые колбасы, хлеб и эль. Она все еще избегала моего взгляда. Мужчины обращали на нее внимание, да и как могло быть иначе? Один пьяный попытался схватить ее и затащить к себе на колени, но Рагнар так стукнул кулаком по столу, что опрокинулся рог с вином, и этого было достаточно, чтобы убедить мужчину отпустить Скади.
На пиру были арфисты и скальды. Скальды распевали песни в честь Рагнара и его семьи, и Рагнар сиял от удовольствия, когда описывались подвиги его отца.
– Повтори это! – ревел он после того, как излагался какой-нибудь памятный подвиг.
Он знал многие слова и подпевал, но потом испугал скальда, снова стукнув по столу.
– Что ты только что пропел? – вопросил Рагнар.
– Что твой отец, господин, служил великому Уббе.
– А кто убил Уббу?
Скальд нахмурился:
– Сакский пес, господин.
– Сакский пес! – прокричал Рагнар, поднимая мою руку.
Люди все еще смеялись, когда появился гонец.
Он вошел из темноты, и мгновение никто не замечал высокого датчанина, который, как выяснилось, только что прискакал из Эофервика. Мужчина был в кольчуге, потому что на дорогах рыскали разбойники, и полы этой кольчуги, его сапоги и богато изукрашенные ножны меча были забрызганы грязью.
Он, должно быть, устал, но на лице его сияла широкая улыбка.
Рагнар заметил его первым.