Горящие огни

— Вот смешная девчонка! Любит гулять на свадьбах и купаться в сельтерской воде! — гогочут те двое.

Туда-сюда снуют официанты, один тащит еще теплый духовитый пирог, другой — посудину, в которой плещутся соленые огурцы, третий — блюдо с печеньем.

Волокут столы: отдельно широкие доски, отдельно подставки.

— Что вы несете?

— А я знаю? Тут всего полно: булочки, фаршированная рыба — что угодно!

Посторонившись, даю им пройти. Навстречу широко распахиваются двери. По стенам расставлены стулья. В одном углу пальмы в кадках — зимний садик. Под сенью их зеленых листьев, как трон, возвышается кресло. На полу расстелен ковер. Почетное место пока пусто. Кто та новобрачная, что займет его сегодня? Их было много, и каждая млела от волнения и страха.

Любой другой стул можно взять и переставить, но этот роскошный трон со свалявшейся подушкой на сиденье ждет ее одну — подобную свету в ночи белоснежную невесту.

Едва она входит, кресло пробуждается, оживает. Лепные головки на спинке наклоняются к ней.

Если невеста вздыхает, кресло стонет. Если принимается плакать, обнимает ее своими ручками. Так что, какой бы ни была невеста красавица или дурнушка, здесь, в этих объятиях, прольет она слезы и облегчит душу.

Завтрашней новобрачной невдомек будут слезы сегодняшней. Она ничего не видит, идет к креслу, потупив глаза, садится. Над ней расправляют белую фату, и она замирает, как под распростертыми крыльями, готовая взлететь в иной мир.

Но где же невеста? Высокое кресло пустует. И все обходят его с какой-то опаской.

— Хоть бы скорее началось и удачно бы все прошло! А то замешкались сегодня!

— Да что вы говорите! Невеста такая прелесть! Благослови ее Боже!

— Аминь.

Перешептываются женщины, с трудом дыша в накрахмаленных платьях.

Что же она не идет?

Наверное, задержалась дома. Черные волосы уже расчесаны, заплетены в косы, уложены короной, и теперь ей надевают фату. Женские руки — белые молодые и старые с набухшими венами — витают над ее головой.

— Дайте шпильку. Есть у вас?

— Манечка, ты образованная! Ты лучше сумеешь приладить фату!

Какая она, невеста? Невеста — это, прежде всего, длинное белое платье, которое струится, точно жизнь на земле. И воздушный, прозрачный шлейф. За ним, как за стеклом, она кажется далекой-далекой.

Может быть, сейчас она едет по темным улицам. Фата развевается над узкими санями и сливается с синеватым снегом. Рядом с нею старая мать. Держится за нее, будто не хочет выпускать из рук свое сокровище.

Разве она сама не была когда-то невестой, такой же белой и юной?

Катятся, катятся сани.

— Не холодно тебе, дочка? Смотри не простудись!

Я уже замерзаю. Вдруг внутри за окнами взметнулась волна, будто ветер раздул шелковое платье. Неужели я пропустила невесту?

Таращусь, как могу. Ах, это официанты расстилают белые скатерти. И они с шелестом опускаются на длинные столы, ниспадают складками до полу, закрывая темный паркет. Смеются, суетятся, бегают взад-вперед лакеи. Звенят вилки, ножи, тарелки.

— Фаршированная рыба! Дорогу! — выпевает субтильный человечек, сам юркий, как рыбка. На его блюде серебрится глянцевый хвост.

— А у меня печеночный паштет!

— Дайте местечко для телячьего холодца!

Вокруг меня толкутся слуги и гости — они уже собираются. Ступеньки беспрерывно скрипят под ногами. Женщины, проходя мимо, обдают запахом крепких духов. Я пробираюсь между ними. Бегом спускаюсь к порогу. Буду дожидаться невесту здесь. Чтобы увидеть, как она выходит из саней. Стою, затаившись в уголке.

Входят незнакомые люди и стряхивают на меня снег со своих шуб. Белые бороды снова чернеют.

У меня под ногами лужица растаявшего снега. Вот к подъезду с балконом приближаются сани.

— Невеста едет?

Из саней выскакивают две девочки с замерзшими красными носами. Скидывают теплые платки. Под ними голые руки и плечи. Блестят и переливаются розово-голубые платья.

Скорее всего, это сестры невесты.

— Роза, посмотри, как красиво! Сколько света! Я прямо ослепла!

— Ривка! Скорее сюда. А что там, наверху?

— Идите, девочки, идите в зал! Здесь, не дай Бог, еще простудитесь! подталкивают их женщины постарше.

Вот кому действительно мало места. Тяжелые лисьи накидки широкими обручами обхватывают их открытые плечи. При движении мех ходит ходуном, жаркие хвостики задевают соседей.

На меня никто не обращает внимания. Я стою закутанная и глазею, как зевака.

Раздеться и остаться в обычном платье мне неловко. Жаль, что я не переоделась! Снизу мне видны ноги в белых чулках.

Хорошо этим пигалицам! Прыгают там — вон мелькают белые ляжки! От зависти у меня на глазах закипают слезы.

Ну почему я не родственница! Мое шелковое розовое платье вполне подошло бы. Саша заплела бы мне длинные косы и завязала цветастые банты. Я бы надела лакированные туфельки: встанешь на цыпочки — всколыхнется подол.

А когда мы появляемся где-нибудь вместе с братом Абрашкой, нас всегда просят станцевать.

— Будьте любезны, потеснитесь чуть-чуть! Пусть дети станцуют! Так приятно на них посмотреть!

Дамы расступаются и образуют вокруг зала круг из широких юбок.