Горящие огни

Часы натужно бьют. Мое сердце отзывается на каждый удар. Уф, наконец-то секундная стрелка обгоняет минутную — можно передохнуть и жить спокойно до следующего раза, когда снова захрипит страшный старик.

Другие часы будто хлюпают носом или разражаются хриплыми дребезжащими смешками.

Ну а у самых маленьких голосок тонкий и хрупкий. Они вскрикивают, как проснувшиеся среди ночи перепуганные дети. Часы идут вздыхают, болтают маятниками днем и ночью. Когда же они отдыхают?

Вот несколько часов с боем зазвенели одновременно. Нарочно, что ли?

Замирая, перехожу от одних к другим. И слышу какие-то кажется, из-под земли идущие голоса. Это надрываются запрятанные в картонные коробки у самого пола будильники. Они-то, горластые сорванцы, и будят старых увальней.

Вдруг разливается нежная мелодия. Это музыкальная шкатулка. Я приоткрыла крышку, и песенка выпорхнула, как пташка из гнезда. Внутри копошится целый муравейник проволочек, пружинок и колесиков.

Я не отхожу от шкатулки — пусть видит, что ее кто-то слушает и не перестает играть. Но колесики все равно останавливаются. Может они споют еще. Таким теплом дохнуло из этого тесного мирка и обдало весь магазин.

Даже часы с боем затаили дыхание.

Каждый вечер перед сном кто-нибудь из братьев обходит магазин. Родители посылают его проверить, все ли в порядке не забрались ли, Боже сохрани, воры. Мне так хочется пойти с ним! Посмотреть, спят ли все вещи?

Но вот со скрипом поворачивается ключ-великан и я вздрагиваю. Нет, страшно входить даже вместе с братом. А вдруг там спрятался ангел смерти со всеми злыми духами?

Однако внутри не совсем темно — зажженный ночник оставлен на всю ночь.

Стена с серебряными предметами тонет в дымке полумрака. Только иногда вдруг вспыхнет то ажурный цветок, то колечко. Или разольется ровный серебряный блеск точно вышла луна из-за туч.

К стене с часами я подходить боюсь, они висят, навек распятые. Их вздохи — как из разверстых могил. А белые циферблаты с черными цифирьками мерцают, как угасшие глаза мертвецов. Я слышу их издали. Кажется, они меня зовут, шевелятся у меня за спиной. Скорее прочь от этой жути!

У нас в столовой тоже есть часы с боем. Они тоже подвесные, но утоплены в высоком резном шкафу. Так что не слышно его сердца, не видно растянутых конечностей. И время они отбивают бесстрастно и без лишних звуков.

СВАДЬБА

Когда наступает вечер, в доме всегда скучно. Все в магазине и придут только к ночи. Чай пили уже давно. Остывший самовар стоит бездыханный. Бурчит висячая лампа. Длинные тени протянулись по столу. В столовой целый день шумно. А теперь она похожа на темную яму, в которую я боюсь упасть.

Если же останусь, то злобная лампа схватит и утащит меня. Кричи — не кричи, кто услышит? Даже пустые стаканы не отзовутся. Мне страшно: я боюсь лампы и отражения в самоваре, боюсь смотреть в его медное брюхо. Мое лицо маячит там бледным пятном.

Хоть бы кто-нибудь вошел! Где же братья? Где их носит по темноте?

Бегают на улице. Там холод, ветер, но они приходят довольные и приносят кучу новостей.

Тогда я сажусь за стол, подпираю голову рукой и смотрю им в рот.

С братьями никогда не страшно, я завидую им: они могут ходить куда хотят. Мама не будет их ругать.

А я? Куда мне пойти? На кухню? Надоела мне эта кухня! Там за целый день все пропахло едой. И горит один тусклый огонек.

Нет, на кухню не пойду.

В магазин? Там, конечно, светлее и веселее. Но стоит сунуться туда, как сразу закричат:

— Что тебе надо? Иди в дом! Тут и без тебя дел хватает!

Я всегда мешаю. Приходится опустить занавеску и идти назад. В прихожей вдруг замечаю на стене что-то темное — свою шубу — и медлю. Может, выйти на улицу?

Скорее вниз, до крыльца всего несколько ступенек, а вверху за спиной извивается черной змеей высокая темная лестница.

Толкаю тяжелую входную дверь. Перед глазами раскидывается, как поднебесье, заснеженная дорога. Мороз щиплет ноздри. Мелкий снежок порхает легкими хлопьями.

Я упиваюсь свежим воздухом. На улице тишина — можно подумать, все голоса засыпало снегом.

Зябко дрожат язычки огня в окутанных белой пеленой фонарях. По одной стороне выстроились в ряд извозчики, похожие на снежные пригорки. Как только дышат уткнувшиеся в промокшие торбы лошади? Может, они уже неживые? Под ногами редких прохожих скрипит снег.

Я выхожу на середину улицы и бегу со всех ног. Вдалеке виден большой освещенный двор. И двухэтажный дом. За окнами длинная анфилада — парадные залы.

Здесь каждый вечер справляют свадьбу. Снаружи кажется, что весь дом состоит из одной-единственной огромной комнаты. Пара похожих на чудищ лепных колонн поддерживают балкон.

Наверняка там и сегодня свадьба. Интересно чья? Снег повалил гуще. Иногда с верхушки фонаря срывается и падает под ноги целый пласт.

Послышались шаги. Кто это идет? Оглядываюсь по сторонам. Какие-то люди выходят из решетчатых ворот.

Двое мужчин, как тушу, волокут на плечах огромный медный сифон. Они идут прямо на меня. В лицо мне ударяет струйка газированной воды. Я отскакиваю. Что делать: смеяться или плакать?

— Не трогайте меня! Я вам ничего не сделала!