Зимнее солнышко порой достает и перебирает холодным лучом глянцевые складки этих сонных подарочных фигурок. Мы с Абрашкой снова и снова обходим все столы, будто хотим отогреть своим дыханием, расколдовать заледеневшие фигурки. Забрать бы их все.
— Дети, сколько можно! Выбирайте подарки и ступайте домой! пробуждает нас голос окоченевшей торговки.
Как будто так легко выбрать! Мы вглядываемся в игрушки, — может, они сами скажут, какие из них хотят к нам?
Какие выбрать? Какие оставить? Взять лошадку побольше или поменьше? А то еще моя подружка Златка подумает, что я перед ней хвастаюсь — вот какая у меня большая!
— Ты что, Башка? — толкает меня брат. — Эту лошадь тронь — сломается!
Ставлю на место лошадку, ой, как бы она меня не укусила!
У меня стучат зубы, то ли от холода, то ли оттого, что какой-то бесенок шепчет мне, что эти лошадки и скрипочки куда вкуснее всех, какие ни на есть, сладостей и что было бы здорово взять да съесть их живьем.
К нам подошел долговязый мальчик и предлагает.
— Хотите, я разнесу ваши подарки?
У него грустные круглые глаза, как у побитой собаки.
— Хорошо, пошли, пошли с нами.
И мальчик побежал впереди нас.
— Как тебя зовут?
— Пиня.
Странное имечко, какое-то птичье.
— Ты свистать умеешь?
Дома мы раскладываем наши шалахмонес[16] по двум тарелкам. Одна Абрашкина, другая моя.
В тепле сахарные фигурки оживают. Залоснились маленькие щечки. Я дую на них — вдруг растают! Вдруг рассыплются крошками! Мы без конца меняемся тарелками, переставляем, перебираем фигурки. Я все не могу выпустить из рук чудесную крохотную скрипочку.
Она так и ластится, так и жмется к моим пальцам, словно хочет, чтобы они сыграли на ней.
«Если я отошлю в подарок скрипочку, то уж конечно больше ее не увижу!» — думаю я, и сердце у меня сжимается.
Но Пиня же слишком долго стоит, переминаясь с нот на ногу, и ждет. Мы последний раз со вздохом смотрим на тарелки и завязываем их в особые платки.
— Вот видишь, Пиня. Это наши шалахмонес. Только, главное, не беги бегом! Лучше иди медленно, шагом! А то еще, не дай Боже, растянешься с тарелками в руках. Да не глазей по сторонам! Смотри, чтоб тебя не толкнули! Ну, что же ты стоишь, как сонная тетеря? — тормошим мы беднягу. — Стой, куда полетел? Не спеши! Держи крепче узлы!
Ох! Добром это не кончится. У Пини не ноги, а ходули. Уронит он наши подарки. И уж непременно по дороге что-нибудь отломится ухо у лошадки или гриф скрипочки!
Что подумают наши друзья? Что мы прислали им поломанные подарки?
— Эй, Пиня, где ты?
Пини уже нет.
Ну вот, думаю я, Пиня сейчас завернул в переулочек, где живет моя подружка Златка. Откидывается черная щеколда, и на пороге уже стоит Златка, будто поджидала у дверей.
— Обе мне? — спросит она, протягивая руки.
— Нет. Ваша вот эта. — Пиня наверняка перепутает тарелки. Златка схватит свою и понесет ее к себе в комнату, а Пиня останется стоять.
В кухне суетится Златкина мама. Поднимает ухватом огромный горшок и ставит его в печь. У Пини текут слюнки.
Жаркое с картошкой так вкусно пахнет, вот бы попробовать.
— Златка, что ты там возишься? Или уснула? Ох, эти дети! Чуть что себя не помнят телячий восторг! А ты, дуралей, что стоишь? — Златкина мать поворачивается и кричит теперь на Пиню. — Мог бы и сесть за те же деньги!
Златка — толстушка с короткими ногами и тяжелой косой до пояса. Шевелится она так медленно, что сил нет смотреть. Хоть бы глазищами моргнула — и то не дождешься.
Мессия успеет прийти, пока она рассмотрит подарки.
Длинная коса болтается за спиной, подгоняет мысли.
А вдруг Златка вздумает оставить у себя тарелку?
Да что я? Как не стыдно! Златка, конечно, давно уж выдвинула ящик, где спрятаны ее собственные подарки, и сравнивает их с моими.
Чует мое сердце, сейчас она берет в руки мою драгоценную скрипочку!
Что же она положит взамен?
И куда запропастился этот мальчишка? Чего не идет?
— Как ты думаешь, Абрашка, Пиня уже дошел до твоего товарища?
Брат вечно дразнится. Думает, раз он старший, да еще и мальчик, ему можно смеяться и издеваться надо мной.
Ну и пусть себе смеется, пожалуйста! Я-то знаю: он тоже ждет не дождется Пиню и до смерти хочет взглянуть на свою тарелку. Какой подарок ему прислали?
Перед кем притворяется! А то я не вижу, что он сам то и дело глядит в окно!
— Что ты, Башка, Пиня вернется не раньше чем через час. Ты же знаешь, мой друг Мотька живет на другом берегу. Пока еще этот лунатик Пиня перейдет через мост! За это время можно выспаться. Да и как же не остановиться, не посмотреть на лед — вдруг он треснул?
Абрашка прав. Я огорченно всхлипываю.
— От этого Пини жди чего угодно. С него станется всю реку обойти! Глядишь, и к ужину не вернется!
— Балда! Я пошутил! А ты и поверила!
Абрашка вдруг толкает меня в бок и, как бешеный кот, скатывается вниз по лестнице на кухню. Пиня стучится в дверь.
— Что вы тут грохочете, шалопуты! — обрушивается на нас толстая кухарка. — Делать им нечего! Болтаются целый день, мешают работать! А ну, марш отсюда!
Мы уводим Пиню в комнаты и заглядываем сначала ему в глаза, потом — в тарелки. Уж он-то видел, какие фигурки взяли, а какие положили.