Горящий лабиринт

Опустилась ночь. Западный горизонт сиял — не обычным оранжевым сиянием светового загрязнения смертных, а зловещим красным заревом раскинувшейся вдали преисподней. Звезды оказались скрыты клубами черного дыма. Температура едва ли спала. Воздух по-прежнему отдавал горечью и ощущением неправильности.

Я вспомнил огненную волну, чуть не испепелившую нас в Лабиринте. Этот жар казался живым существом, мстительным и враждебным. Я легко мог представить себе, как такие волны прокатываются под поверхностью пустыни, по Лабиринту, превращая то, что наверху, в ещё более непригодные для жилья пустоши.

Я подумал о приснившейся мне женщине в расплавленных цепях у бассейна с лавой. Несмотря на размытость воспоминаний, я был уверен, что она — Эритрейская Сивилла, следующий Оракул, которого нам нужно освободить из-под власти императоров. Что-то подсказывало мне, что она заключена в самом сердце… того, что порождает эти подземные огненные волны, чем бы оно ни было. И меня не очень-то тянуло отправляться её искать.

— Гроувер, — сказал я, — в теплице ты упомянул какие-то поисковые отряды.

Он оглянулся на меня и как-то болезненно сглотнул, словно окурок застрял у него в горле, а потом снова перевёл взгляд на дорогу.

— Самые крепкие сатиры и дриады уже месяцы прочёсывают эту местность. Но таких мало. Из-за пожаров и жары духи кактусов — единственные, кто всё ещё может появляться. На данный момент немногие вернулись живыми. Про остальных… мы не знаем.

— Что они ищут? — спросил я. — Источник огня? Императора? Оракула?

Кроссовки соскользнули с копыт Гроувера на гравийную обочину.

— Всё связано. Должно быть связано. Я не знал об Оракуле, пока ты о нем не сказал, но если император его удерживает, то наверняка расположил его где-то в дебрях. А дебри — источник наших проблем с пожарами.

— Под дебрями ты имеешь в виду Лабиринт?

— Типа того, — нижняя губа Гроувера задрожала. — Сеть туннелей под Южной Калифорнией. Мы думаем, что это часть большого Лабиринта, но с ней что-то происходит. Как будто этот его участок был… заражён. Будто у него лихорадка. Пожары случаются чаще и становятся сильнее. Иногда они объединяются и извергаются… Смотри!

Он указал на юг. На склоне ближайшего к нам холма, в четверти мили от основания в небо взметнулся столб жёлтого пламени, напоминающего кончик огонька сварочной горелки. Потом он исчез, оставив после себя участок оплавленного камня. Я представил, что могло бы случиться, стой я на том месте в момент извержения.

— Это не нормально, — сказал я.

Мои лодыжки стали ватными, словно это у меня были фальшивые ноги.

Гроувер кивнул.

— У нас и без того было полно проблем с Калифорнией: засуха, климатические изменения, загрязнение — стандартный набор. Но эти вспышки… — выражение его лица посуровело. — Это какая-то магия, недоступная нашему пониманию. Я здесь уже почти год, пытаюсь найти источник жары и ликвидировать его. Я потерял так много друзей…

Его голос надломился. Я понимал, что значит терять друзей. За прожитые мной века я потерял многих дорогих мне смертных, но в тот момент один конкретный случай всплыл у меня в памяти: грифон Элоиза, погибшая в битве за Вэйстейшн, защищая своё гнездо и нас всех от нападения императора Коммода. Я вспомнил её безжизненное тело, перья, медленно осыпавшиеся на грядку с кошачьей мятой в огородике Эмми на крыше…

Опустившись на колени, Гоувер обхватил ладонью пучок ростков. Листья с них осыпались.

— Слишком поздно, — пробормотал он. — Когда я был в поиске и ещё не встретил Пана, у меня по крайней мере была надежда. Я думал, что найду его, и он спасёт всех нас. Теперь же… бог дикой природы мёртв.

Я вглядывался в сверкающие огни Палм-Спрингса, пытаясь представить себе Пана в таком месте. Да, люди неслабо «потрудились» над природой. Неудивительно, что Пан ослаб и ушёл из этого мира. То, что осталось от его духа, он завещал своим последователям — сатирам и дриадам, доверив им свою миссию по защите дикой природы.

Я бы сказал Пану, что затея ужасная. Как-то раз я выбрался в отпуск и доверил сферу музыки своему последователю Нельсону Риддлу, а вернувшись спустя пару десятилетий обнаружил, что поп-музыка захвачена унылыми скрипками и бэк-вокалистами, а по телевизору в прайм-тайм играет на аккордеоне Лоренс Велк.

Больше. Никогда.

— Пан гордился бы твоими усилиями, — сказал я Гроуверу.

Мне и самому эти слова показались не вполне искренними.

Гроувер поднялся.

— Мои отец и дядя пожертвовали своими жизнями, пытаясь найти Пана. Если бы только кто-нибудь помог нам продолжать его дело… Людям, кажется, абсолютно все равно. Даже полубогам. Даже…

Он оборвал себя на полуслове, но я заподозрил, что он собирался сказать: «Даже богам».

И я не мог сказать, что он неправ.

Боги обычно не оплакивают гибель грифона, пары дриад или одной-единственной экосистемы. «Пф, — думаем мы. — Это не наше дело!»

Но чем дольше я был смертным, тем больше задевала меня даже самая малая потеря.

Ненавижу быть смертным.