Всю ночь я провел в борьбе с этой фигой. С годами характер Хозяйки явно портится: в прошлом году она легко терпела два электронагревателя и две плитки — лишь иногда капризно выщелкивала фигу, а теперь — ну просто подряд! И даже если включаю всего-то два подогревателя — у нас на террасе и у отца (как же спать иначе, в такой холод) — только в очередной раз успокоюсь, пригреюсь... Щелк! Некоторое время еще кукожишься под одеялом: может, засну и так? Нет. Батя там у себя точно обледенеет. И что? Снова тащишь стул, карабкаешься... Тык! Холодильник, брякнув, загудел, налились огнем батареи... Но характер Хозяйки за зиму вовсе испортился (так же как мой)... Легкий обманный пригрев, блаженство и... щелк! Я волок теперь стул с грохотом: один я, что ли, должен не спать?! Поняв в конце концов, что фигу не переупрямишь, я уступил. Но частично: свою батарею выключу — оставлю отцовскую... пусть он хоть не замерзает: девяносто три года ему, как-никак! Снова вдавил фигу... счетчик утробно зажужжал. Договорились! Компромисс: греет только батарея отца. Мне заснуть в ледяной койке, конечно, не удалось.
— Чего это ты выключаешь мою батарею? — просипел батя.
Несмотря на ранний час, по агрономской своей привычке уже не спал, сидел за столом в нейлоновом ватнике и кепке, рассматривал свои листочки, поочередно поднося их вплотную к глазам.
— Чайник согреть надо! — рявкнул я. И это он вместо благодарности!.. Впрочем — такие мелочи его не занимают.
К столу он так и вышел, в ватнике и агрономской кепке.
— Замерз начисто! — бодро потирая ладони, сообщил он. Не оценил, значит, мою «ночь прыжков» — что я все свое тепло отдал ему.
— Сладкая каша какая-то! — отодвинул тарелку.
Гурман! Когда это хлопец из большой крестьянской семьи таким гурманом заделался?
— Банан, — холодно пояснил я. — Вот — на пакете написано, что каша с бананом.
Дождь барабанил всю ночь и сейчас не остановился. Иногда, срываемая ветром с сосны, в крышу гулко била шишка. Нонна, оставаясь отрешенной, тут испуганно вздрагивала, кидала взгляд в окно.
— Я вчера уже гриб видел — такая погода нынче! — бодро сказал я.
— ...Банан, — сосредоточенно прожевывая, произнес батя.
— Я говорю — гриб.
— ...Банан, — задумчиво повторил он.
Не то что глухой... скорее — упрямый. Нонна к еде не прикасалась... Славное утро!
Надо двигаться... хотя бы куда-то. Не в Италию, уже ясно, но хотя бы здесь!
Я спустился в сарай, отпер. Мой ржавый велосипед, среди другой ржавчины, радостно задребезжал. Выдернул его из паутины. Вперед!
— Ты куда, Веч? — простоволосая, выскочила под дождь. Не всегда, значит, смотрит в бездну. Иногда и сюда — и как раз тогда, когда это абсолютно не нужно.
— За продуктами надо! — безнадежно брякнув велосипедом об землю, буркнул я.
— Не ездий, Веч! Я прошу! Мне без тебя страшно!
— Хорошо, — прислонил велосипед к будке: не то что в Италию ты не поедешь... вообще никуда!
Вечером я сидел, наблюдая дождь, пытаясь разобраться в своем пыльном столе. Из орудий производства нашел лишь старую грязную ухочистку — в прошлом, довольно плодотворном году задумчиво держал ее в ухе, увлеченно печатая. Привычно вставил в ухо ее — совершенно напрасно. Сейчас даже машинку не привез. Только ухочистка. Зазвенел комар — кажется, на ухо присаживаясь... Вот ты-то мне и ответишь за все! Сладострастно выждал, пока он умолк (точно, на ухе!), медленно отвел правую руку... Счас! — жахнул во всю страсть — и завопил от боли! Свалился со стула! Что это?! Это я ухочистку, оставленную в ухе, себе в голову вбил! Сам себе выстрелил в ухо! И понял сразу же — это беда надолго, эта беда не пройдет. «Золотое клеймо неудачи» поставил себе... только вряд ли кому это интересно!
— Веча! Что с тобою? — Нонна вскрикнула. Пробило-таки ее!
— А! Молчи! — в отчаянии завопил я.
— Да. Красивые галоши! Где брал? — Серж, запустив меня в прихожую, насмешливо указал на мои ноги.
— Какие галоши?! А. Да. Это бахилы такие, пленчатые. В поликлинике их велят покупать — иначе не пропускают.
— ...В поликлинике? И что ж ты там делал, Вэл?
— Понимаешь... барабанную перепонку себе проткнул. Случайно. Два слоя из имеющихся трех... напрочь!
— И что же?
— ...Мы с тобой еще подводным плаванием собирались заниматься там... Так вот. Этому хана.
— Как я понимаю — не только этому?
— ...Да.
И я вернулся в родные края. Громкое выщелкивание фиги из пробки теперь сопровождалось и выстрелом боли в ухе. Дуплет.
Потом — батя добился своего: провалился-таки в боковое крыльцо, куда я ему как раз запретил ходить, — мягко вошел в него!
— Валерий, — услышал я вопль. — Начисто сгнило! — удовлетворенно произнес он, когда я его вытащил.