Вот я иду по узкой булыжной улице, тускло освещенной луной, сердце заранее колотится в предчувствии: сейчас что-то произойдет. И вдруг душа падает — из единственной двери в длинной глухой стене выходит какой-то огромный человек, идет, мрачно склонив голову, мне навстречу. Мы неумолимо сближаемся — сейчас узкий тротуар столкнет нас. Но я, не сворачивая, иду. Телу страшно — а душа поет. Сейчас что-то произойдет, как-то все неожиданно, но точно перевернется — как я люблю. Мои, сугубо мои истории липнут ко мне, я уже почти богат ими — и вот сейчас случится еще одна. Я точно предчувствую это, хотя абсолютно еще не представляю — что? Главное — жизнь меня увидела и теперь уже работает на меня. Что может быть слаще этого чувства? Ну? Что теперь? Что жизнь мне подарит на этот раз? Мы неумолимо сближаемся с тем грозным прохожим. И вдруг он резко запускает руку за пазуху. Я обмираю. Нож ты сейчас получишь, а не рассказ! На слабых ногах я иду вперед. Трусость — или отвага? Работа! Которая, как я понял, вошла в меня уже надолго... ежели не убьют сейчас. Ужас и восторг нарастают с каждым шагом. Он медленно начинает вытягивать руку из-за пазухи. Вот... сейчас. Когда мы сходимся, я закрываю глаза, рискуя соступить с тротуара и попасть под транспорт. Но что транспорт по сравнению с этим вот страхом? С закрытыми глазами жду конца... жизни? Или — сюжета? Что важней? И — нарастает ликованье: страшный момент прошел, его шаги уже шуршат сзади! Короткий стук оттуда, словно выстрел, — но звук этот какой-то знакомый, привычный. Я оборачиваюсь и успеваю увидеть, как горбатая крышка, ударив в синий почтовый ящик, подпрыгивает и снова падает, закрывая щель. Он всего лишь опустил письмо, этот «страшный человек»! Я усмехаюсь, вытираю пот. Стою, обессиленный. Надо мне это было? Надо!
Домой я прихожу счастливый, сопя простуженным носом, с ощущением, что шатался не зря. Чем я доволен, какой добычей? Историей избавления от страха, слегка дурацкой, чуть-чуть смешной? Это что-нибудь для тебя значит? Значит, значит. Важней ничего нет для тебя, чем такие истории. Скоро поймешь, зачем тебе они, а пока просто радуйся, что они происходят с тобой. Ты уже при деле! При каком?.. Не могу еще сформулировать — но чувствую себя хорошо!
Я заметил однажды, что сижу на парте наискосок, вольно и легко, закинув ногу на ногу, и спокойно смотрю учителям в глаза. Вспомнил, как на самом первом уроке в самый первый день, когда училка сказала: «Нарисуйте, что хотите!», я, мучительно стесняясь, нарисовал крохотную уточку, почему-то втиснув ее в одну тетрадную клетку! И уточка пригодится! — спокойно думаю я. Что же произошло во мне, почему я так укрепился, и все вокруг чувствуют: уверен? Кто со мной сделал это?.. А я сам! Что — зря, что ли, годы терять? — думал я лихо, но, слава богу, не вслух.
«Покатили тебе золотую медаль!» — однажды шепнул мне с задней парты Макаров, когда за не совсем блестящий ответ химичка все же поставила мне пятерку. Больше я не буду так рисковать. Упадешь — не поднимешься. Да и куда — падать? Зачем?
Малов, который раньше шел в классе первым, вдруг стал прогуливать: что-то там дома у него. Ну и что? У меня тоже что-то дома. Но зачем из одной беды делать две? Беды, срастаясь, усиливаются. Надо держать и решать каждую беду отдельно, словно она всего одна... одно из моих открытий тех лет, которым я очень гордился. Без такого набора хитростей в жизнь лучше не выходить! — самодовольно думал я, озирая свое «хозяйство». Другая хитрость: в новое место надо новым приходить, будто не было у тебя ничего плохого, все слабости и горести в прежнем месте оставляй. Пока я это практиковал при переводе из школы в школу — и в последнюю явился таким, словно все у меня всегда по маслу шло! Поверили! Даже учителя! Так и живи! «С 5 до 8 — приготовление уроков. Страдания — с 8.15 до 8.20. Хватит!» Такое шутливое расписание дня я составил себе тогда. И теперь так живу. Несчастная любовь? Пожалуйста! С 7 до 8!