Горящий рукав (Проза жизни)

Она приходила в семейство Беловых, на третий этаж во втором дворе. Я только раз увидел ее: черные кудри, оливковое, матовое лицо, скромно склоненное, — и сразу задохнулся. И потом я чувствовал волнение, видя даже пожилую беловскую домработницу, выходящую во двор. На базар за продуктами? Ждут, значит, гостей? Кровь ударяла в голову — но тут работница проходила и исчезала, я брал себя в руки, переворачивал страницу учебника и продолжал свои занятия. Умно? Умно. Пожилая домработница меня устраивала даже как-то больше, нежели непосредственное появление любимой: тут с волнением еще можно было справляться, а там — нет. А так — я как бы и приятно влюблен, и в то же время не теряю голову. Регулируй! И никогда не пропадешь! Потом мне стало хватать лишь приближения субботы — в субботу я впервые увидел Ее! Сердце сладко щемило. Но во двор я даже не выходил, время не тратил: вряд ли она так скоро появится — такая ее «навязчивость» испортила бы все. Я вдруг почувствовал уют стола, где можно достигать всего, не сходя с места. Я всемогущ! Есть что-то важнее и слаще даже любви — управление жизнью! Согласитесь, почувствовать это в ранней еще молодости — дело немалое!

Вдруг сам Малов пожаловал ко мне, бывший лидер класса и отличник, — пришел поздно вечером, без предупреждения и звонка, словно с обыском, надеясь «накрыть» мое тайное оружие и разоблачить меня. Видимо, он никак не мог смириться с тем, что я вдруг перед самым финишем выскочил из-за его спины и стал первым. «Откуда такая сила и нахальство?» Своими серыми глазами навыкате он быстро оглядел нашу квартиру и, не обнаружив ничего «секретного», уставился на меня.

— У тебя дед академик? — резко вдруг спросил он.

Значит, это показалось ему причиной всего?

— Да, — произнес я спокойно и насмешливо, — но видел я его один раз, в глубоком детстве, когда мы через Москву ехали из Казани сюда. Вряд ли я произвел на него такое уж неизгладимое впечатление тогда! — я тщательно проговорил эту сложную фразу.

Малов буквально задохнулся от негодования — откуда этот тип, как это он так нагло и, главное, спокойно говорит?! А он, Малов, волнуется и дрожит! Я сам-то не совсем еще понимал, откуда во мне все это. Но держался я неплохо, азартно чувствуя, что уже сам черт мне не брат!

— А в школе, как ты думаешь, знают про твоего деда? — цепко разрабатывал Малов единственную версию, которая казалась ему реальной.

— Понятия не имею. В анкетах я этого не писал.

Малов снова забегал глазами: «Так что же, что же?» Соображал он, надо отметить, гораздо лучше меня, задачки щелкал с ходу, математик им восхищался... но что-то он вдруг потерял! Может быть, перестал понимать, для чего учиться хорошо, — а я это вдруг почувствовал, хотя объяснить это четко еще не мог. Для чего? А на всякий случай! Это спокойствие мое больше всего бесило Малова. Он понимал одно слово — «схватить!». А тут — непонятно что творится! Малов ушел, раздосадованный. Потом я посмотрел в окно, но уже не увидел его, так стремительно он передвигался. Зато я увидел домработницу Беловых и с некоторым удовлетворением почувствовал, что сердце уже не сжимается, как прежде.

«Вот так проходит первая любовь!» — произнес я про себя, наслаждаясь этой фразой, пестрой, как хвост павлина, серьезной снаружи и насмешливой внутри.

И много еще предстоит всяческих наслаждений в этой комнате и за этим столом! — чувствовал я, любуясь закатом, покрасившим потолок цветом луковой шелухи.