И вот теперь — все глаза проглядели, сидя у окошка на кухне. Подъезжают изредка автобусы к остановке на противоположном углу — мы даже привстаем на табуретках, чтобы, не дай бог, не упустить. Вываливается толпа — люди измятые, еще продолжают ругаться. Ее нет! Надо было прямо у школы встретить ее! Но разве жена, лахудра, способна на это? А ты? А ты — позаботился о чем-то? Полный завал. И на работе все чувствуют, что мысли мои заняты другим и в этом «другом» тоже полная разруха! Все рассказы мои, посланные в редакции, неизменно возвращаются, иногда без комментариев, иногда с ними. Комментарии типа: «Перестаньте эту дрянь посылать, у нас уже экзема на руках от ваших рассказов!» И даже если бы деньги были — продуктовые магазины пусты! Из еды — только хек, большим кубом, купленным впрок, на балконе. Всю зиму серебрился, как айсберг, но теперь, с весной и оттепелью, стал расцветать всяческими оттенками — лиловым... синим... желто-ядовитым. Что делать?
И вдруг звонок в дверь. Мы кидаемся открывать — как же это мы доченьку свою проглядели? — радостно распахиваем. Стоит злобная коренастая тетка. Вместо приветствий и разъяснений произносит: «Ага!» — и, оттолкнув нас, врывается в квартиру. Мы с изумлением глядим, как она подбегает к нашим кроватям, срывает одеяла, разглядывает белье. И снова радостно восклицает: «Ага!» — и сдергивает простыни, связывает в огромный узел и направляется к двери... «Вы что?» — лепечем мы робко. «Вы взяли мое белье!» — злобно произносит она. «Когда?» Не ответив и гулко жахнув дверью, она выходит. Постояв неподвижно, мы с женой начинаем хохотать. Вот только этого штришка нам и не хватало для полного счастья!
— Вот видишь, все и устроилось! — радостно говорит жена, так, будто нам денежный перевод принесли, а не белье вынесли. — Ни-ся-во-о! Все будет нормально!
И этот бодрый сюжет, ясное дело, подарила она: в прачечной выясняется, что это она утащила чужой пакет!
— Ну, ты просто кладезь! — сказал я.
— Я стараюсь, Венчик, — скромно проговорила она.
По работе мне регулярно приходилось уплывать, на подводных лодках. Возвращался я поездом. Он долго шел по унылым северным местам. Помню ночь, какую-то неприглядную станцию. Пустая платформа тускло освещена фиолетовым светом. Проводник, зевая, стоял у вагона. Потом сделал шаг. Двумя пальцами выдернул из урны бутылку и поставил на площадку. Я смотрел с отчаянием в темноту за платформой. И вот из этого я хочу что-то сделать, что-то написать, порадовать человечество? Чем? Вторую часть ночи я маялся на откидном стульчике в коридоре. Медленно светало, в кустах стоял мокрый туман. Туман был и в городе, пока я ехал на автобусе к дому.
Когда отсутствуешь даже недолго, всегда кажется, будто без тебя что-то произошло, причем обязательно нехорошее! Еще из автобуса пытался я разглядеть свои окна. Занавески вроде на месте — но это еще ни о чем не говорит! Я выскочил на тротуар, побежал к дому. Для скорости хотелось запрыгнуть в окно... но — спокойно, спокойно! Вошел в парадную, сел в лифт, поднялся, вставил ключ, со скрежетом повернул. Запах в квартире прежний — это уже хорошо. Пахнет паленым, но по-хорошему. Знаю этот запах — перед уходом гладили, значит, ничего трагического не произошло. Еще — запах едкой вьетнамской мази: значит, дочка снова в соплях, но в школу все же пошла. Молодец! Хоть и не знала, что я сегодня приеду. Можно слегка расслабиться, неторопливо раздеваться, оставляя вещи на стульях. Никого! Тишина! Блаженство! Я зашел в туалет, потом, сладко почесываясь, на кухню. И застыл! Жена и дочь тихо и неподвижно сидели на табуретках. Сколько ж они просидели, не шелохнувшись?
— Ты? — проговорила жена. Лицо ее медленно приобретало нормальный цвет.
— А вы кого ждали?
— Да кого угодно! — мрачно произнесла дочь.
— Балда эта ключ потеряла! — уже весело заговорила жена. — Один ключ остался. Я позже уходила и ключ ей оставила в ящике, в газете, чтоб она вошла после школы, — и кто-то ключ из ящика спер! Сосед нам стамеской открыл. Так что когда сейчас ключ зашуршал — мы кого угодно ждали!
— Но это всего лишь я. Да — с вами не соскучишься!
Вышли из дома втроем, и я последний наш ключ дочери отдал — из школы она раньше должна прийти.
Вечером возвращаюсь — обе на ступеньках сидят!
— Ну?
— Ранец ее, с ключом, автобус увез! Вылезала — а ранец внутри зажали, и автобус увез!
— Ясно.
Поехал на автобусное кольцо, ползал там в их грязной кладовке... Ранец нашел!
Примчался, открыл! Сели есть — у Насти температура!
Побежал в аптеку — какой-то амбал в белом халате выталкивает из дверей: закрываемся!
Я даже упал от неожиданности, на грязный асфальт. Огляделся. Бетонную урну поднял над головой, у стеклянной витрины.
— Ну?!
Тот, глянув, посторонился. Я, вежливо извиняясь, лекарства купил. Выпив их, дочурка заснула. Вроде не хрипло уже дышит. Уф — ну и денек!