Горящий рукав (Проза жизни)

Да — были они, эти места, иначе не выдержал бы я жизни, замерз. Но я сразу же, как кот, научился находить теплые местечки, где почему-то хорошо. Еще Казань с ее таинственными оврагами, где жили татары в низких хижинах, намагнитила меня. Потом — дом на Саперном с его чердаками и крышами, которые я исследовал, как неизведанную страну. Пустынные улицы Преображенского полка, где я учился ловить прелесть жизни. Уже в детстве понимал я, что если не будешь стараться чувствовать и ловить ее — пройдешь всю жизнь наугад, невпопад, бессмысленно. Лови! Помню, как однажды я долго стоял на углу Баскова переулка, освещенном рябым теплым отблеском солнца от низких стекол, и улавливал, куда мне счастливее будет повернуть — налево или направо. Понял — именно сейчас надо это определить и запомнить, что всегда надо поворачивать к счастью. Ловил тончайшие запахи, настроения, дуновения — и повернул направо, где тогда, в начале пятидесятых, был в низочке на углу магазин с магическим названием «Фураж», и на асфальте перед ним всегда дымились свежие, еще теплые, с торчащими из них травинками, зелено-желтые «конские яблоки». Я шел туда. Чтобы зайти в сам магазин, я и не помышлял. Это было бы слишком большим счастьем. Или — разочарованием? Такую опасность я тоже уже чувствовал и обходил ее. Тем более что дальше путь был еще слаще. Почему-то самое большое, необъяснимое и потому самое непоколебимое счастье мне доставляют загадочно пустые улицы, освещенные солнцем. Почему они так вдруг пусты? Мерещится какая-то глубокая тайна, конец света, появление твое здесь разведчиком из другой жизни, когда жизнь здесь уже прервалась. Таких слов я, конечно, тогда не знал. Поэтому так я оцепенел, натолкнувшись вдруг через много лет в книге гения на строчки про это. Все-то они, гении, уже чувствовали и описали!

Жизнь вернулась так же беспричинно,
Как когда-то странно прервалась.
Я на той же улице старинной,
Как тогда, в тот летний день и час.

Те же люди и заботы те же.

И пожар заката не остыл,
Как его тогда к стене Манежа
Вечер смерти наспех пригвоздил.

Вот нечто такое чувствовал я, входя в глухой солнечный отрезок Баскова переулка, параллельного моему родному Саперному. Мне было восемь-десять лет, и сказать ничего я не мог — только чувствовал. И тот, кто не разовьет этого чувства «своего направления» с ранних лет, будет потом всю жизнь идти по чужой указке и не туда, не чувствуя ничего — разве что отвращение. Поэтому я так много и медленно тогда ходил, выслеживал и ловил «рыбку счастья» недалеко от дома, понимая, что не научишься ловить рядом — не поймаешь и вдали, куда потом ни кидайся. Занимаясь этим самым важным на свете делом, но не в силах еще о нем рассказать, я ловил на себе удивленные взгляды друзей и родных: «Лунатик, что ли?» Ничего, ничего. Терпи! Дело-то важное.

Реальное объяснение пустынности этого отрезка Баскова переулка было. Можно разобрать и уничтожить любую тайну — я мог сделать это уже тогда. Но чувствовал, что тайна — дороже. Дело в том, что вдаль от угла на весь квартал уходило одноэтажное желтое здание явно служебного назначения, с маленькими сводчатыми окнами лишь наверху, под самой крышей. Наверняка оно имело отношение к Преображенскому полку, как все в этом месте. Конюшня? Манеж? Может, и магазин «Фураж», торгующий кормом для лошадей, есть последний обломок того времени? Потому и пустынно так было, что здание это бездействовало и никто там не проходил. Почему? Но не все тайны надо разгадывать: ничего важного можешь и не узнать, а тайну — потеряешь. И я счастлив, что видел все это так, как видел.

На той стороне пустого и солнечного Баскова переулка было здание не менее магическое и вдоль него такой же пустой тротуар. Оно было трехэтажное, из старинного голого красного кирпича. Его окна были напрочь сверху донизу замазаны белой краской. Загадочные здания красного кирпича до сих пор меня завораживают. А тогда! Да еще с замаранными стеклами! Сладкие, смутные грезы появлялись при взгляде на тот дом, грезы самые разные — и долгое время они были гораздо слаще и глубже той реальности, что наконец объявилась. Наверно, лишь будущий писатель должен позволять себе роскошь — часами простаивать в безлюдном переулке. Но и любой человек, кажется мне, должен уметь чувствовать магию места. Иначе — его удовольствия от жизни значительно сократятся. Рай? Тот отрезок Баскова переулка, «в тот самый день и час».