Горят огни

Вспомнив детство и деда, я не единожды возвращалась к этому моменту: как и советовал Костя, раз за разом прокручивала в голове, замечала детали; дедушка держал в руках сборник стихов в синей обложке. Маяковский был талантливым поэтом, и мне безумно нравились его стихи, особенно не о политике, но дедушка с его повернутостью на дворянских корнях семьи вряд ли стал бы воспитывать внуков на творчестве певца революции: значит, моя мысль скорее всего верна.

Добравшись до кабинета, я в два прыжка оказываюсь возле стола и беру в руки заветную книгу.

— Вот, смотри, — я протягиваю ее Косте, открыв нужную страницу. — Я иногда захожу сюда, чтобы посидеть и подумать. Когда нашла стихи, решила почитать, а здесь последняя строчка подчеркнута.

— Люди часто подчеркивают в книгах любимые цитаты, — неуверенно произносит Костя, но, словив мой горящий взгляд, сразу же добавляет: — Хотя ты права, Лев Геннадьевич не стал бы этого делать просто так.

— Как же повезло, что водосточная труба была с уцелевшей стороны дома, — я с облегчением выдыхаю.

— Ты думаешь, он мог спрятать кольцо там? — в ответ я лишь улыбаюсь. Странные идеи — это у нас семейное.

Мы толком не успели поспать, строя предположения: к утру даже мне дедушкина загадка стала казаться надуманной. Костя, наоборот, вдруг поверивший в реальность тайника и подсказок, зачем-то попросил Талю захватить из дома синий сборник Маяковского и по такому случаю даже вызвонил Ника, хотя по выходным он никогда не приезжал в особняк.

Не понимая абсолютно ничего, мы смотрим, как парень перелистывает привезенную Талей книгу и, дойдя до самого конца, издает победный клич людоедских племен. Все ждут объяснений, и после моего короткого рассказа о наших ночных умозаключениях, Костя, вздохнув, наконец говорит:

— Лев Геннадьевич оставил еще одну подсказку, — он лучезарно улыбается во все тридцать два, — Джина додумалась и без нее, но вы только посмотрите, — и показывает нам содержание.

Некоторые названия стихов подчеркнуты, но на страницах с ними — ни одной пометки. Когда я нахожу глазами слова «А вы могли бы?» и тонкую линию под ними, всё становится на свои места.

— Получается, в одной книге дедушка подчеркнул строки из стихов, а в другой — нужные названия?

— Да, — Костя кивает. — Похоже, он перестраховался на всякий случай.

Во взгляде Ника явственно читается восхищение.

— Он действительно был самым умным человеком, которого я когда-либо знал, — ошарашенно произносит брат. — Он ведь с детства читал нам эти стихи, и был очень недоволен, если мы отвлекались и слушали невнимательно.

— А еще он знал, что полезть в его книги со стихами может только человек из семьи, — добавляет Таля. — Я, например, не представляю Елисеева, который, обливаясь слезами по безвременно почившему наставнику, перечитывает стихи из его стола, — мы все смеемся, вообразив эту картину.

Мне остается только поражаться масштабам дедушкиной задумки: отмечать в одном и том же месте и стихи, и строки-подсказки было бы слишком очевидно, поэтому он сделал всё, чтобы одну из книг мы запомнили, и, судя по всему, потратил на это не один год.

— Нам нужно разобрать водосточную трубу, — буквально требую я. — Кольцо точно там.

Никто уже не спорит, и мы отправляемся на улицу. Не хочется ничего объяснять рабочим, поэтому парни, вооружившись инструментами, принимаются за дело сами. Под грозным взглядом Тали не слышно ни одного возражения насчет Димы, который теперь тоже в курсе всего: мне остается лишь гадать, но Тале невозможно не верить, особенно сейчас, когда она всем своим видом выражает, что не потерпит ни одного слова на эту тему.

Когда труба разделана на части, мы понимаем, что внутри ничего нет: по крайней мере, так кажется на первый взгляд. Я не хочу в это верить, и начинаю прощупывать изнутри каждый сантиметр: не может быть, чтобы дедушка черкал в книгах просто так. Когда пальцы натыкаются на небольшой выступ, я с ликованием указываю ребятам на кусок трубы. Мы распиливаем ее еще раз: намного аккуратнее, чтобы не повредить тайник — и из вделанной в трубу металлической коробочки извлекаем еще одну: в таких обычно хранят кольца.

Оно ничем не отличается от того, что я нашла в бабушкиной шкатулке, но нужно сравнить перстни не по памяти, а вблизи и при дневном свете, и выяснение подлинности приходится отложить до понедельника: можно было бы и завтра, но мне кажется нечестным делать это без Тали.

Воскресенье так загружено делами по дому, что мне некогда даже вспоминать о нашем деле, а утром следующего дня, собираясь в школу, я достаю кольцо, спрятанное среди маминых украшений, и незаметно кладу его в потайной карман сумки. Нас с сестрой буквально распирает от любопытства, и даже от бабушки не скрылось, что мы что-то задумали: приходится придумывать отмазку прямо на ходу.