Горят огни

Спиной я чувствовала неловкую тишину, которая нарушалась лишь мерным жужжанием кофемашины да тиканьем часов, из чего сделала вывод, что Яна Яхонтова тоже чувствует себя не в своей тарелке, а ее разговор достаточно важен, чтобы молчать, пока не видишь лица собеседника. Нужно поторопиться, пока бедная девочка не хлопнулась в обморок прямо здесь: она была еще прозрачнее, чем в прошлую нашу встречу, а в приглушенном свете приемной эта бледность и вовсе казалась трупной.

Поставив на журнальный столик две чашки с ароматным горячим напитком, я уселась на диванчик напротив кресла, чтобы хорошо видеть лицо посетительницы.

— Так что же вас ко мне привело? — повторяю свой вопрос.

Я наблюдаю за попытками Яны собраться с мыслями, соображая, чем ей помочь сказать хоть слово, но ни одной идеи не приходит в голову. Только я открываю рот, чтобы занять паузу предложением попробовать кофе, как девушка, резко выдохнув, выпаливает:

— Я пришла просить защиты для своей семьи.

Это ставит меня в тупик настолько, что с моих уст вместо какого-либо ответа срывается заранее заготовленная фраза про кофе, и я, последовав своему же совету, отпиваю из чашки в надежде, что не покраснела от зашкаливающей неловкости. Растерянная Яна Яхонтова делает то же самое, а я наконец прихожу в себя и прокашливаюсь, подбирая слова.

— Не могли бы вы рассказать подробнее?

Девушка вздыхает.

— Три дня назад нашу мастерскую разгромили, — начинает она. — Нас тогда не было дома, я возила дедушку к врачу, Кеша был на работе, а у Архипа своя семья, и они живут в пристройке. Мы вернулись, а внутри настоящий кошмар, — Яна говорит так тихо, что почти переходит на шепот. — Либо это было какое-то предупреждение, угроза, либо у нас что-то искали, — в ее голосе столько отчаяния, что хватило бы на три поколения вперед.

— Вы живете в мастерской? — уточняю на всякий случай.

— Да, точнее, прадед сделал из дома мастерскую, — она утвердительно кивает, — так давно, что я и не знаю, когда.

— Что-нибудь пропало? — интересуюсь я.

— Только какие-то старые книги записи клиентов и заказов, — сдается мне, что эти книги были исписаны фамилией Снегиревых вдоль и поперек. — Ничего ценного, но братья встревожены. Дедушка спит с пистолетом под подушкой, и все ожидают нового вторжения.

Да уж, Яхонтовы не перестают меня удивлять.

— А что же вы?

Яна вымученно улыбается, где-то на грани того, чтобы разрыдаться.

— В Москве две главные силы: ваша семья и Елисеев, мелкие группировки не решились бы на такое без одобрения свыше, — допив свой кофе, она цепляется за чашку, как за спасательный круг. — Вы точно не стали бы нападать, да и дружба наших семей уходит корнями еще в царские времена, — подумав немного, гостя добавляет: — Я прошу у вас защиты, а если вас не сильно обременит, то выяснить, кто и зачем нарушил наш покой. Взамен обещаю дать всё, что вы попросите.

Каждое ее слово вызывает гораздо больше вопросов, чем ответов, и я собираюсь задать их все.

— Почему же вы пришли именно ко мне?

— Насколько мне известно, Игорь Львович и Леонид Викторович не занимаются подобными вопросами, и всё равно отправили бы меня сюда, — я вижу, каких трудов сто́ит девушке сохранять лицо, — а к Константину Леонидовичу не попасть без ведома моего брата. Талина Романовна не появляется в офисе, — Яна Яхонтова почему-то вдруг вызывает у меня непреодолимое желание обнять ее и поплакать вместе. — Остаетесь вы.

— Еще Никита Игоревич, — напоминаю я, открывая пачку сигарет, и предлагаю девушке угоститься.

Яна делает большие глаза, и непонятно, что вызвало такую реакцию: сигареты или упоминание моего братца.

— Спасибо, я не курю, — она делает вид, что вопрос про Ника не услышала вовсе, и я тактично не задаю его вновь: в конце концов, эти подробности можно выведать не только у Яны.

Обдумывая то, что на меня только что свалилось, я закуриваю, даже не спрашивая у посетительницы разрешения, хотя это положено правилами этикета. В такой ситуации, вообще-то, грешно не курить, да и мысли приходят лучше.

О какой защите идет речь? Приставить к мастерской охрану? Тогда к ней на пушечный выстрел не подойдут, а мы никогда не узнаем, кто стоит за этим нападением. Яхонтовых можно считать нашими людьми: даже несмотря на то, что Дементий Кириллович подчеркивает свой нейтралитет и независимость, Кеша-то работает секретарем у Кости. Даже если бы не работал, это ничего бы не изменило, я думаю: я бы и просто по-человечески согласилась помочь, а раз уж дело касается Яхонтовых, то могу рассчитывать на поддержку семьи.

— Хорошо, я помогу вам, — сдержанно киваю, параллельно затушивая окурок. — Надеюсь, вы не против временного переезда.