Горят огни

— Он хочет печеньку, — поправляю ее, — с клубничной начинкой — его любимые, — Яна так напугана, что не может даже пошевелиться, и мне приходится звать Бродягу к себе. — Иди сюда, — приходится повторить еще раз, потому что пес не собирается сдаваться просто так. — Хороший мальчик, — треплю его за ухом, пока Яна «отмирает» и растворяется за дверью.

А вот теперь можно попросить у Лизы крепкий кофе и, пока он заваривается, вести Бродягу исследовать сугробы. Кажется, только благодаря кофе я до сих пор и жива: просыпаться в школу теперь нужно было в половине шестого, чтобы успеть и собраться, и позавтракать, и доехать без проблем, а ложились спать мы обычно не раньше полуночи, и смещать график было решительно некуда. Как хорошо, что жить в таком режиме осталось совсем недолго.

За тот час, что я собиралась, параллельно помогая Яхонтовым освоиться, я пришла к выводу, что даже это «недолго» не переживу. Дети — пятилетний Кирилл и трехлетняя Маша — устраивали безобразия сразу, стоило только их родителям отвернуться, а самое страшное, что и в садик они не ходили: Архип Яхонтов считал, что до школы лучше детям воспитываться исключительно дома. К слову, работать он тоже предпочитал на дому, как и почтенный Дементий Кириллович: видимо, такова была их семейная традиция. Сложные имена, о которые в сочетании с отчеством язык сломать можно, — пожалуй, тоже.

Из всего прибабахнутого семейства, а оно определенно являлось таковым, самой нормальной оказалась Яна. Даже Кеша, хоть и был адекватным, имел свои причуды, а вот за его младшей сестрой не наблюдалось ничего необычного, кроме панической боязни больших собак. Своего рыжего лохматого Пуфика девушка практически не выпускала из рук: видимо, боялась, что Бродяга и его ненароком решит слопать.

Со стороны Яна Яхонтова производила впечатление спокойной и рассудительной девушки, возможно, глубоко несчастной, но принявшей судьбу. Я выясняла, что стало с детьми Дементия Кирилловича, и оказалось, что никого из них нет в живых. Яна и вовсе была не родной сестрой Кеши и Архипа, а двоюродной, но что-то не сходилось. Я узнавала, что мать Яны бросила ее, оставив на попечение дедушки, но по пробитой мной информации дочь ювелира сбежала из дома еще в конце восьмидесятых, а Яна ведь явно была намного младше. Если бы не возраст, то я бы, пожалуй, даже предложила ей поработать своим секретарем.

Правда, одна странность за Яной всё-таки водилась: она исправно шарахалась от Ника, как от прокаженного.

Я всё же не теряла надежды улизнуть в Питер за перстнем на будущих выходных, но опасалась оставлять особняк без хозяев, когда у нас гостит целая семья. Может, по-тихому смотаться вдвоем с Костей, а Ник и Таля присмотрят за домом? Старшим я вообще планировала не говорить ни слова, пока не привезу кольцо в Москву, а то вся затея обломается, даже не начавшись.

Можно было бы потратить время с пользой и подумать, где же в Питерской двушке скрыт еще один тайник, но в голову, как назло, не лезло ни одной мысли. Я чувствовала, что мне нужно оказаться в квартире, чтобы появились хоть какие-то идеи, а сейчас, что на уроках в школе, что за бумагами в офисе, была попросту бессильна.

Вообще-то, я понедельники никогда не любила, а тут среда и до начала новой недели еще далеко, а мой запас сил и энергии закончился, кажется, еще вчера. Как назло, в школе нас стали загружать еще больше, мотивируя тем, что до конца года — и до ЕГЭ — осталось совсем немного. На каждом уроке мы исправно слушали, что прозевали целых полгода, поэтому нужно загрузить себя убойной дозой заданий сейчас, пока не стало слишком поздно.

Если бы еще химичка поняла наконец, что ее предмет из всего класса сдает от силы человек пять, и перестала бы наседать с нереально сложными задачами лицейского уровня, то жизнь могла бы показаться мне вполне сносной.

Но ощущения были такие, словно она готовила весь наш одиннадцатый «Б» в медицинский или в какую-нибудь научную лабораторию. Если учитывать наши знания, то и там, и там мы могли сгодиться разве что на опыты, но этот факт во внимание почему-то тоже никто не принимал. Времени на домашку по профильным предметам школы — английскому и математике — и так жутко не хватало, даже несмотря на то, что с учителем по языку я хотя бы могла договориться.

Мы с Талей выработали идеальную схему и делили задания пополам: сестра чаще всего решала химию и математику, а я — английский и биологию, потому что с другими предметами у меня дела обстояли гораздо хуже. Над русским думать было нечего, а в физику мы честно пытались сначала общими усилиями, пока не поняли, что гораздо быстрее выпросить решение у Ника, который всегда был готов помочь за какой-нибудь пустяк взамен, или Димаса, который и вовсе помогал нам безвозмездно.