Отсюда открывается просто умопомрачительный вид на рощу и речку, по сезону покрытую толстым слоем льда. Открывать старое деревянное окно я не рискую: если даже не развалится на части, то напущу холода, лучше ничего не трогать без надобности. Небольшой сад я видела с другой стороны участка, но из доставшейся мне комнаты можно рассмотреть одинокую березу, совсем близко, как будто специально сажали под окном. Весной, наверное, птицы здесь гнезда вьют и щебечут без умолку — красиво.
— Белая береза под моим окном, — бормочу я, впрочем, дальше первой строчки не помню и замираю в растерянности. Стихотворение кажется смутно знакомым, но память не желает выдавать ничего вразумительного: — Мой дядя самых честных правил… Я к вам пишу, чего же боле… Не то! — от досады я с разбега плюхаюсь на кровать, поднимая в воздух клубы пыли.
Пружины отзываются жалобным скрипом, и я, чуть успокоившись, чувствую себя до невозможности глупо: так разозлиться из-за какого-то дурацкого стихотворения, из-за того, что не помню, что там дальше. Зациклилась ни с того ни с сего, распсиховалась из-за пустяка, даже смешно.
Несколько минут я безэмоционально пялюсь в ковер на стене, даже не фокусируя взгляд на узорах, потом вспоминаю, что у меня здесь важное дело, и не время рассиживаться. Несмотря на очевидную ржавость пружин, кровать оказалась очень мягкой, и вставать с нее сложнее, чем даже на контрольную по физике. Я пока не знаю, как обстоят дела в других комнатах, но эта мне нравится, определенно.
У стены напротив расположился книжный шкаф, доверху набитый разного рода литературой — или макулатурой, я еще не определилась для себя, каким словом будет точнее охарактеризовать полчища старых пыльных книг. Хотя если уж практичная тетя Лена, приезжавшая сюда с бабушкой и маленьким Стасом каждое лето, не выбросила их и не пустила в топку, значит, они не безнадежны.
В углу примостился еще один шкаф, не очень высокий: открыв его, я узнала, что здесь хранится одежда. Выцветшие клетчатые рубашки, невнятные цветастые сарафаны и ситцевые халаты — полный комплект одежды, которая сносилась до той степени, чтобы перейти в категорию «для дачи». На крайней вешалке аккуратно доживала свой век фиолетово-бирюзовая олимпийка, какие были на пике популярности лет двадцать назад, наверное, если не раньше.
Дача как будто застыла во времени, и, пока всё вокруг росло, менялось и двигалось дальше, старый деревянный домик оставался где-то очень давно, с каждым годом всё больше отдаляясь от течения жизни. Может, бабушка посчитала нецелесообразным делать здесь ремонт, а может, хотела сохранить атмосферу ушедшей эпохи — кто же теперь разберет, да и сама бабушка вряд ли станет рассказывать.
В остальном в комнате нет ничего занимательного, разве что большой и не менее пыльный сундук с детскими игрушками. Никаких неприметных на первый взгляд мелочей или, к примеру, записных книжек, которые могли бы дать подсказку: значит, она просто находится не здесь. Может, Таля или Костя уже нашли что-нибудь дельное?
— Ну что у вас тут? — захожу в соседнюю дверь, за которой оказывается Таля.
— Это мамина комната, — сообщает она, — я хорошо помню. Ничего интересного, если честно.
Шальная интуиция нашептывает, что я наугад попала в дачную спальню своей мамы — или же Таля специально оставила мне именно ее. Костя уже успел тщательно осмотреть пристанище дяди Игоря, и оставалась только спальня бабушки с дедушкой. В ней тоже нет ничего особенного, разве что комод с постельным бельем и полотенцами и фотографии на грубо отшлифованных деревянных полках. Кажется, бабушка собрала у себя все, что были в доме, не забыв никого.
— Ехать на дачу в феврале — однозначно плохая идея, — доносится со стороны входной двери. — Надо запомнить на будущее, — ворчит Ник.
Поиски откладываются как-то сами собой: мы решаем сделать перерыв на чай, и, пока греется вода, Таля показывает Диме дом, рассказывая какие-то дачные истории из детства — смех слышен даже на кухне. Я мою чашки и слушаю соображения Ника насчет нового уничтоженного склада, которыми брат делится по большей части с Костей, но мне тоже необходимо быть в курсе дела.
Узнав о том, что мы до сих пор ничего не нашли, Ник приходит в ужас и бросается лично перепроверять каждый уголок.
— Ну вот, — сокрушается он, — в книжном шкафу нужно было получше посмотреть, дед много подсказок спрятал в книгах.
— И как, все пересматривать будем или наугад выберем по одной с каждой полки? — едко интересуюсь я. — Мы пока даже не поняли, что именно ищем, кольцо ведь может быть вообще где угодно: вспомни водосточную трубу.
— Точно, дымоход! — старший брат убегает так стремительно, что до всех доходит не сразу. Костя бросается его останавливать, Дима за компанию, Таля — за Димой. Я уже одной ногой в коридоре, собираюсь к ребятам, как в последний момент мое внимание привлекает выступающая из общего ряда книга без названия на корешке.