Горят огни

Подруга скинула кеды и села рядом со мной, увлеченно болтая ногами. Она выглядела так, будто хочет сказать мне что-то очень важное, и, пока я гадала, что же это может быть, Таля вдруг с громким смехом начала меня щекотать. Мое положение осложнялось не только сложностью ответного выпада, а еще и тем, что я до жути боюсь — да и всегда, наверное, боялась — щекотки. В конце концов, мне удалось извернуться и осуществить справедливую месть, и настала Талина очередь визжать и вырываться. Наши бешеные вопли эхом отдавались во всем здании, и возможно, такое эхо казалось бы пугающим, но я не успела осознать эту мысль: сестра снова до меня дотянулась.

— Ай, щекотно!

— Психопатка!

— Кто бы говорил!

— Ай!

— Ну держись!

— Сама виновата!

— Придурочная!

— Бля! — с чувством произнесла Таля, наблюдая, как эпично, словно в замедленной съемке, падает на пол горшок с каким-то явно необычным и редким цветком: очень уж неместным он выглядит на школьных подоконниках. Выглядел.

— Пиздец, — одновременно прошептали мы. Потому что прямо по курсу на нас шла завуч.

Ну что еще сказать? Отпираться было бессмысленно, но и одних извинений оказалось недостаточно: цветок отказался жутко экзотическим и действительно очень редким, и в наказание, вопреки здравому смыслу, на выходных нас с Талей запрягли уборкой в школе. Мне, конечно, гораздо проще было купить точно такой же цветок, благо, денег хватает, а вот времени — нет, ведь на выходных я могу на час дольше прийти к Косте. Блин, вот же влипла.

Уже порядком расстроенная, я брела домой и думала, как отвертеться от субботнего труда на благо школы. Минут пять назад Таля повернула в свою сторону, а я — в свою, и сейчас как раз подходила к спуску с обломками кирпичей, торчащими из земли. Вдруг я вспомнила одну важную вещь: Бродяга. Конечно же, через пару дней после аварии я его забрала. Ну как забрала, я попросила об этом Ника, потому что сама не находила в себе силы приехать в тот дом, из которого ушла накануне беды. Но Ник, который и без того, по моему мнению, не отличался умом и сообразительностью, забыл его любимую игрушку и крепкий поводок; другой, попроще, щенок порвал в первую же прогулку после того, как вновь оказался со мной, и с тех пор по два раза в день отправлялся на самовыгул по участку, но такое положение дел не устраивало ни меня, ни вернувшуюся с дачи бабушку, ни ее огороды, которые всё лето вспахивал Ник.

Можно было бы снова попросить брата съездить, но он опять что-нибудь напутает, и всё равно всё придется делать самой. Если честно, я не хотела приходить к Косте домой; нет, если бы он там был, то я бы уже давно побежала вприпрыжку, но сейчас я попросту боялась. Я боялась возвращаться в то место, где так много — буквально всё — напоминало о нем. Где, может быть, лежат нетронутыми его вещи, где остались незаправленная кровать и недописанный список дел в ежедневнике. Где в пепельнице лежат окурки, как будто бы он оставил их еще вчера: он ведь никогда не пускал домработницу в свой кабинет и всегда убирал там сам.

Пересилив себя и вытерев рукавом внезапно подступившие слезы, я развернулась и направилась к остановке: кажется, тут можно было доехать на автобусе, причем на том же самом, который едет до моего дома. Дорога не заняла много времени, вот только транспорт пришлось ждать почти двадцать минут. За это время в наушниках прошло пять моих любимых песен, которые то ли помогают мне двигаться дальше, то ли добивают окончательно — я сама еще толком не поняла.

Хорошо, что я, хоть уже и ношу туфли снова, но только в самых крайних случаях, — ни с того ни с сего начался дождь, хотя сегодня вроде бы даже не было пасмурно. Разумеется, мне и в голову не пришло в такой день брать с собой зонтик, да и толстовка осталась дома: Таля так меня закрутила, что я просто-напросто забыла забросить кофту в рюкзак. Не желая приходить в насквозь мокрой рубашке, я рванула к Костиному дому на всей скорости, которую позволяла совсем недавно зажившая после пули нога.

Перед его домом я остановилась, словно наткнулась на невидимую непреодолимую стену. Неужели вот так просто? Просто зайду внутрь, привычно поздороваюсь с Геной, практически бессменным охранником, пройду дальше, окину взглядом террасу, живую изгородь и уютный сад, а потом открою входную дверь: если с воспоминаниями у меня беда, то четырехзначный пин-код я запомнила как минимум надолго. Ничего необычного, вот только в этот раз он не спустится в прихожую, не обнимет, не поцелует, и я даже была согласна сейчас на его нудные нотации, но и их быть не могло. В этот раз всё будет уже не так.

Я подхожу к калитке. Неуверенно тянусь к звонку, затем резко отдергиваю руку.

Ну же, не трусь, Джина.

Всё-таки жму на звонок, жду пару секунд, отпускаю. Где-то через минуту, — наверняка шел из своего домика, — Гена открывает дверь.