Стою и не шевелюсь. К таким встречам в лесу уже привыкла. Но этот ваш Чайка… Вначале он мне дал ответить на его вопросы. Но потом его что-то насторожило, и он так на меня глянул — хоть с жизнью прощайся. Мало того, что сразу опознал во мне «немецкую шпионку», так еще вытащил из кармана полицейскую повязку и жестяную кругляшку, похожую на немецкий орден. Со мною он больше не разговаривал, но Мите сообщил, что знает наверняка: она, дескать, идет с заданием от партизан, и за поимку такой лесной бандитки им обоим хорошо заплатят.
Теперь хотите знать, как ваш Ерохин повел себя? Они долго шушукались, потом Митя расхохотался, подал мне две вареные картофелины и велел сесть на землю. Когда Чайка ушел, он мне объяснил, что все будет так, как прикажет командир.
Командир, а не офицер или староста, все решит. Тут я окончательно поняла, кто меня задержал и с кем имею дело. Сказать, что полегчало на душе, значит, ничего не сказать.
…Партизаны и особенно партизанские разведчики часто вели себя, как ночные птицы, как совы: ночью орудуют, а днем дремлют. Но когда Хаше рассказывала о себе, мне было не до сна. Вот что я услышал дальше:
— Родом я из Фаболова[140] — еврейского местечка, такого же, как десятки других. В девках не засиделась. После свадьбы мы с мужем переехали в Бобруйск. До того, как я оказалась в Минске, а затем в Москве, я-то думала, что города, больше нашего, и на свете нет.
Что касается заработков, то мой муж был сапожником, а сын — слесарем на деревообрабатывающем комбинате. Наш домик стоял недалеко от железнодорожной линии, мы держали скотину, кур, гусей и даже индюшек. Прислуга мне была не нужна, сама справлялась.
У старшей дочери у самой уже было двое детей, и за несколько дней до начала войны из Москвы приехала в гости моя младшая с любимым внуком. Из Бобруйска она успела с ребенком выбраться, но Бог весть, удалось ли ей добраться до дома.
Спустя шесть недель, когда немцы захватили город, они собрали 800 евреев и всех расстреляли. Среди них были мой муж и сын. Дочь с внуками заперли в гетто. Меня спрятал хороший человек, белорус. Я думала, что все-таки смогу им чем-то помочь.
Думала…
Однажды я ночью отправилась в далекий путь. 40 километров проделала за трое суток. Там, в деревне, жила семья, в которой двое детей довольно долго снимали у меня комнату. Я их обслуживала, как родных. Они меня не выгнали, я не голодала, днем сидела в яме, а ночью — в доме, но жить мне не хотелось.
Это длилось до тех пор, пока хозяин не стал рассказывать о партизанах в окрестных лесах. Тут у меня в голове все переменилось. Еле перезимовала, дождалась весны и снова пустилась в дорогу.
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но я опять встретила знакомую женщину, которая была очень напугана. Ее мужа успели мобилизовать в Красную армию, да к тому же у нее был еще один «недостаток» — она все еще была красива. Остаться у себя она позволила не больше, чем на два-три дня. Я ее понимала, но после долгих скитаний должна была прийти в себя.
Лежу, спрятавшись, на печи. Слышу, стучат в дверь. Пришел человек из соседней деревни, в которой есть немецкий комендант и полицейский гарнизон. Из его рассказа понимаю, что он и сам не прочь надеть полицейскую повязку. Партизан он кроет последними словами, и моя хозяйка вынуждена ему поддакивать. Боится, что ее судьба окажется в его лапах.
Водку этот тип принес с собой. Несколько раз приложился к бутылке и тут уж совсем разоткровенничался. Оказывается, завтра гитлеровцы нападут на партизан, которые находятся в лесу около Озерян.
Меня тогда обуял такой ужас, что я даже забыла о себе. Как только они перебрались в другую комнату, я слезла с печи, тихо-тихо вышла из дома и огородами — в тот лес, из которого пришла. Дальше уже не пошла, а побежала. Где Озеряны, я знала, но доберусь ли туда за один день?
В темноте, не видя ни домов, ни даже дороги, все же добралась. Охоты пускать меня в дом у хозяек не было. Пришлось побираться.
Наконец я переступила порог дома, в котором сразу почувствовала себя счастливой, будто попала в свой родной город. За столом сидели двое мужчин, в углу лежали седла, пропахшие конским потом. Мужчины вначале не хотели признаваться, что они партизаны, но меня уже трудно было обмануть. Я их предупредила, что их ждет в ближайшие часы. Один сразу вышел из дому, чтобы как можно скорей предупредить командира.
Как гитлеровцев встретили и чем кончился бой, вам, наверно, рассказывать не надо.
Выписки из документов с подписями и печатями.