Горицвет. Лесной роман. Часть 1.(СИ)

- О, да, - подтвердил Грег, придвинувшись к ней. Его голос зазвучал лениво и мягко. - И вот отчего я с некоторым волнением подступаю к признанию. Дело в том, что я тоже не понимаю. Жекки, моя дорогая, глядя на вас, я решительно не понимаю, как вы можете не замечать трех очевидных вещей. Во-первых, бессмысленности всех ваших ухищрений по спасению уже бесполезной земли. Во-вторых, обреченности вашего драгоценного Аболешева. И, в-третьих... или, вернее, во-первых...

Грег наклонился так близко к ее лицу, что Жекки почувствовала на щеке легкое касание ворса его усов. На какое-то мгновение в ее сознании погасли все впечатления, все, кроме одного. В полном смятении она слышала в себе лишь одну, бьющуюся вместе с сердцем, фразу об "обреченности" Аболешева. Это выражение полоснуло ее по сердцу, как нож. Было непонятно, что хотел сказать Грег, но Жекки почему-то почувствовала, как в самом темном подполье ее души немедленно всколыхнулось спрятанное там болезненно горькое ощущение. Настолько болезненное, что, пробудившись, подобно тлевшему пламени оно мгновенно выжигало все прочие чувства. Когда же включилось сознание, Жекки уже не могла слушать Грега без напряженного ожидания. На какое-то время для нее перестало существовать все, кроме ожидания. Кроме надежды услышать ответ на главный вопрос: что он знает про Аболешева? Случайно или нет у него вырвалось слово "обреченность" и, если нет, то, что он имел в виду?

Но, как выяснилось, Грег вовсе не думал говорить об Аболешеве. Он уходил от этой темы все дальше, и дальше, а Жекки волей-неволей продолжала его слушать все с тем же томительным ожиданием, не отдавая себе отчет в том, какое впечатление производит жадная напряженность в ее взгляде, каким горячечным блеском отражается она в пылающих черных глазах Грега.

- Неужели вы этого не видите? - вкрадчиво проронил он. - Не замечаете, что меня влечет к вам неудержимо... Боюсь, это влечение, тот самый род недуга, воспетый поэтами. И я не могу ничего поделать... Да, вот хотел посоветоваться с вашим, деверем или шурином, господином Коробейниковым. И этот добрейшей души человек, рекомендовал мне употреблять касторку. Увы, увы... может быть, вы что-нибудь посоветуете? Бром, хинин, грязевые ванны? Я уверен - только вы, дорогая моя, вы одна способны меня вылечить.

Ну, наконец-то, пусть и издевательски, в своей обычной манере, но он все-таки сказал то, чего она довольно давно подсознательно ожидала, но еще сильнее боялась. Раздумывала, сопоставляла, переживала, надеялась и почти не верила. Совсем недавно, да буквально несколько минут назад казалось, услышать что-то подобное было невозможно. И если прежде, когда она связывала свои размышления о Греге с волком, его признание в любви представлялась ей более или мене естественным и почти желанным, то сейчас она к своему полному разочарованию почувствовала, что не испытывает ничего кроме несказанного страха. Грег едва коснулся ее щеки, только чуть обжег темным огнем угольных глаз, а она уже внутренне окоченела и почти сразу вспыхнула как сухой порох. Что же будет дальше? Дальше? Но нельзя допускать никакого "дальше". Или она просто умрет от страха, от ненависти, от невозможности превозмочь завладевающую ее душой, губящую силу.

- Жекки... я лгал, что мне не нравиться ваше имя, - говорил Грег, склоняя к ней голову. Приподняв ее руку, казавшуюся совсем детской в его руке, он стал осторожно по очереди перебирать губами захваченные врасплох маленькие пальцы. Жекки дрожала, испуганная и подавленная. - Скажите, что и вы мне лгали, - произнес он, отрываясь на секунду. - Ведь я нравлюсь вам, моя дорогая?

Этот вопрос возвратил Жекки дар речи.

- Откуда только у вас берется столько наглости, - со всей возможной в ее положении суровостью произнесла она, безуспешно пробуя отнять руку. - И это после того как вы только что заявили, что собираетесь отобрать у меня имение, прекрасно понимая, что оно для меня значит, что ради него я готова была... да что там... В жизни не слышала ничего более беспардонного.

- Но, дорогая моя, я же рассчитывал именно на такой контраст. Художественный прием, если угодно. Я рассчитывал, что вы, безусловно, откликнетесь... откликнетесь на то, что я... - Грег сильнее стиснул ее ладонь и, приблизив к губам, поцеловал совсем иначе, чем минуту назад - жестко, до боли прикусив тонкую кожу. Жекки издала слабый звук, заменивший вместе и отклик на боль, и крик о помощи. Грег бережно отпустил ее руку.

- ...что я, как обладатель вашей закладной, стану для вас весьма привлекательным любовником.

По его изменившемуся тону Жекки поняла - он вздумал смеяться. Ей же стало до того не смешно, что, отскочив от него и продолжая отступать, она заговорила отчаянной скороговоркой:

- Месье Грег, вы... хочу, чтоб вы... запомнили раз и навсегда, чтоб крепко накрепко вбили себе в вашу больную голову - такой отпетый тип, как вы никогда не мог бы стать для меня привлекательным.