Горицвет. Лесной роман. Часть 1.(СИ)

"Это что-то неслыханное, - кричал Николай Степанович срывающимся голосом, тяжело перемеряя углы в гостиной, где Жекки вместе с сестрой разбирала ноты к предстоящему музыкальному вечеру. - Вообразить себе не мог ничего похожего. Представляете, он принял меня в своих апартаментах - он там снимает, видите ли, сразу три смежных номера, чуть ли не весь этаж. Вышел ко мне навстречу в нижнем белье, одной рукой прикуривая у коридорного мальчишки сигару, а другой - натягивая штаны. Что? Конечно, пьян. То есть не то, чтобы... однако уж точно не трезв. Делал вид, что просит извинить, а сам с нахальной мордой отшвыривал за кресла какие-то интимные женские тряпки и отпихивал ногой под диван пустые бутылки. Видите ли, не убрано. Каково, а? Как будто я мог восхититься всей этой грязью или он думал таким образом поразить меня? Свинья...

Нет, ну что бы вы думали? А ведь я слышал, будто бы он хорошо образован, что не чета всем этим нашим богатым купчикам, которые бесятся от шальных денег. Про него говорили, что он, видите ли, представитель уже европейского типа коммерсанта, типа, который набирает силу и у нас, и что... А-а, да чепуха все это. Зря только уши развешивал. Я больше скажу. Если таков тип новый и, как нам хотят показать поборники отечественного капитала, улучшенный вариант дельца, то я предпочитаю иметь дело со старым. Тот, по крайней мере, не корчит из себя цивилизованного человека, а ведет себя согласно своим первородным инстинктам. Этот же прячет под европейской выделкой нутряное гнильцо с самодовольством, которое у приличных людей не может вызвать ничего, кроме тошноты.

Да, разумеется, поговорили. Не бежать же мне было от него сломя голову, в самом деле? Так, ничего особенного. Предложил выпить - я, разумеется, отказался. А потом, не с того, не с сего, да еще с каким-то обидным недоверием: "У вас есть дочь?" - "Что-что?", - не понял я. - "Не пускайте ее на солнце". Шута что ли он вздумал передо мной разыгрывать, не знаю. Я в двух словах объяснил, что Юра, с которым он... словом, произошла эта история, что он - старший, а Женя родилась совсем недавно, и что его недоумение кажется мне странным. Он расхохотался во все горло. Даже люстра под потолком задребезжала. Впрочем, и без всяких его выходок было понятно - никакой признательности от нас ему не нужно. Едва ли он вообще способен оценить что-то, кроме смачной оплеухи. Ей богу, я едва удержался. В общем, дорогие мои, повидав этого, с позволения сказать, представителя народившегося русского капитала, я с удовольствием признаю - старина Маркс тысячу раз прав, и дни буржуазии, как класса, как паразитического нароста на теле человечества, уже сочтены".

Мысль, заключенная в последней фразе, вероятно, действительно слегка успокоила Николая Степановича. Он вздохнул, и, устало усевшись за стол, попросил себе чаю.

Разговор с Грегом и точно подействовал на него скорее как отрезвляющий душ. Однако первая же попытка заговорить о денежной стороне вопроса, натолкнулась на презрительный смех. Доктор подавил оскорбленное недоумение, смешанное с неожиданным приливом странной симпатии.

Вспоминая теперь о красочном монологе своего шурина и поднимаясь по высоким каменным ступенькам гостиницы, Жекки с ехидцей подумала, какой нежелательной должна будет показаться Николаю Степановичу случайная встреча с одним из здешних обитателей. Но, подумав о докторе, она тотчас поймала себя на мысли, что для нее самой такая встреча будет еще нестерпимей. "Избави Бог", - пронеслось у нее в голове. Немного утешало лишь, что в случае чего, при столкновении с "новым типом" у нее будет надежный союзник в лице недальнего родственника. Про Аболешева в качестве союзника, она, понятно, даже не вспомнила.

XXIII

Гостиничный ресторан располагался на первом этаже и, действительно, по праву считался самым роскошным заведением в городе. В ярко-освещенном зале, показавшемся после грязной полутьмы улицы чем-то вроде ослепляющей сказочной пещеры Алладина, наполненной многоцветными переливами золота, рубина и хрусталя, в одной условной половине, образованной рядом колон белого мрамора, шла шумная купеческая гульба, в другой - более тихой, за разрозненными столиками расположилась прочая публика. Вышколенные официанты в черных фраках и белых передниках сновали между рядами под строгим надзором осанистого человека с умным взглядом - метрдотеля Жирова, известного тем, что когда-то он служил помощником управляющего в знаменитой "Лоскутной" в Москве.