Горицвет. лесной роман. Часть 2(СИ)

После Яхонта, сгинувшего безвестно вдали от родного дома, древний фамильный корень словно бы надломился. Жизни его потомков уже не отличались ни авантюризмом, ни всплесками сильных страстей, а протекали мирно и однообразно, по раз и навсегда заведенному порядку, постепенно уравнивая всех носителей фамилии перед лицом неизбежногго угасания. Последним исключением, выплеском из стойкого однообразия, без сомнения, стала Жекки. Подспудно, так или иначе, это чувствовали все: бабушки, дяди, тети, мама и, само собой - отец. Жекки баловали, любили, ей исподволь восхищались, прощая мелкие шалости и изредка журя за большие проказы.

И вот вслед за родней, отхлынувшей в недальнее прошлое, настала очередь Ляли перенять общее им, уравновешенным и все понимающим преемникам славного имени, благодушное смирение в виду своевольной, бьющей через край энергии бурного сильного отростка, случайно пробившего кору на их истончившемся родовом древе. Ляля все понимала, и не находила в себе сил не любить сестру, даже осознавая, что надежды на подлинную взаимность уже не осталось.

V

Намерение Ляли "серьезно поговорить", сколько помнила себя Жекки, никогда не обещало ничего хорошего. Она предполагала, что кое-какие слухи о ее проделках в городе и, особенно на Вилке, могли достигнуть Лялиных ушей, и поскольку считала, что сегодняшний день совершенно не подходит для выслушивания назиданий, попробовала отвести разговор в безопасное русло.

- Розы? Откуда они у вас? - спросила она, наклоняясь к букету и с осторожностью припадая носом к одному из пунцовых бутонов. - Пахнут чудесно.

- Вот уж не ожидала, что тебе начнут нравиться мертвые цветы.

- Они мне вовсе не нравятся. Я только говорю, что пахнут удивительно. Почти как живые. И к тому же, должны быть очень не дешевы. Ты только посмотри, какой огромный букет. Такой нельзя купить нигде ближе, чем в Нижеславле.

- Правда? А я как-то не подумала об этом.

- Да откуда он взялся?

- Вообрази, мне его подарили, - вынужденно, но и не без удовольствия ответила Ляля.

- В самом деле? Не похоже, чтобы это был Николай Степанович, иначе тебе не пришлось бы улыбаться такой загадочной улыбкой.

- Их принес Грег.

- Вот как.

- Да, он заходил часа два назад, чтобы попрощаться.

Жекки замерла, почувствовав в груди странное стеснение. Что-то похожее на ревность колыхнулось у нее внутри, и она рассердилась на себя за это непроизвольное ощущение. "С чего бы это они все вздумали прощаться в один день?". Но тут же новая, тревожная мысль заставила ее позабыть о ревнивой тяжести в сердце. Ведь скоро должно случиться полнолуние, и Серый, то есть Грег, наверняка вынужден был уехать потому, что ему предстоит неизбежное страшное превращение, которому он не может сопротивляться. Эта догадка отчасти примирила ее с розами, подаренными сестре, и с внезапным прощанием, которого почему-то удостоились Коробейниковы, а не она, Жекки.

- Куда же он отправился? - спросила она, кое-как обуздав нахлынувшую тревогу.

- В Нижеславль, а потом еще куда-то, я не запомнила. Кажется, в Казань.

- Как странно, - с трудом выговорила Жекки.

- Да, и при том, как всегда шутил очень мило, и мне, право, так не хотелось его отпускать, что я ему об этом прямо сказала. Он почему-то засмеялся, и сказал, что ни за что не оставил бы столь гостеприимный дом, но его вынуждают к отъезду какие-то важные причины. Он не сказал какие, но по его лицу я догадалась, что ему, в самом деле, не хочется никуда уезжать, и он точно переступает через себя.

Жекки в очередной раз поздравила себя с проницательностью и внезапно, с необъяснимой, редко ее посещавшей, отчетливостью ощутила, до чего же ей самой не хотелось, чтобы Грег уезжал. Как будто она до того успела привыкнуть к его язвительному вниманию, что и отсутствие насмешек могло стать непереносимой потерей. В душе, как в пустом колодце, отчего-то сразу сделаось гулко и холодно.

Когда она узнала об отъезде Аболешева, пустоты не было, потому что, несмотря на всю боль, причиненную словами его записки, в глубине души жила уверенность, что подлинного разрыва с Аболешевым быть не может, пока она сама не захочет этого разрыва. А она его не захочет, потому что не может желать уничтожения собственного я, нераздельного с Аболешевым. Точно так же должен был чувствовать и он. Так ей казалось. И это давало почти несокрушимую уверенность в неизбежности их скорой встречи. А вот весть об отъезде Грега никакой уверенности не внушала. Кроме надежды увидеть его в качестве Серого у Жекки не оставалось никакого утешения. "Неужели я могла, в самом деле, привязаться к нему, человеку? - подумала она, с недоумением прислушиваясь к себе. - Или я совсем не знаю себя, или он все же не такой уж разнузданный негодяй, каким я его вообразила".

- Ну и стоит ли огорчаться, в самом деле? - сказала она, вопреки тому, что вертелось у нее на языке. - Ты же, Лялечка, в первую очередь должна радоваться. Без него, вот уж поверь, и тебе, и всем нам будет куда спокойнее.