Горицвет (СИ)

Тавриеры склонили головы. Всем стало слишком понятно, какая неимоверно тяжкая ноша опустилась в эту минуту на плечи Высокого Наместника. Верзевел Вуд чувствовал, как подрагивает его правая рука, привычно не отпуская контактный пульт, обычно встроенный в эфесы меч-молний и вынесенный у гарда Наместника отдельно в маленький квадратный брелок, врезанный в эвбеновую пластину на левом запястье. Речь Командора задела его ничуть не меньше, а пожалуй, и много сильнее, чем всех остальных.

XIV

За долгие годы службы Верзевел Вуд научился понимать своего патрона почти без слов. Таврская речь была для них под запретом. К языку протолюдей они прибегали лишь, когда это делалось совершенно необходимо, а во втором, упрощенном, воплощении язык вообще не использовался. Его, как и почти всегда, заменял лонео или, по-таврски — корневое сообщение, то есть что-то вроде телепатии, если прибегать к терминам, бытующим среди протолюдей. Но и помимо всякого лонео, Верзевел Вуд почувствовал за словами Командора, а еще яснее — увидел в выражении его потемневших, почти очеловеченных глаз, кажется, навсегда утративших природный цвет, переливающийся сине-зелеными отсветами их далекой родины — всех тавров выдавал этот льющийся из глаз ультрамарин, это неустранимое никакими перевоплощениями, чистое сияние, идущее из прародительской глубины лучшего из миров, — тяжелую решимость, скрывшую даже ту неизбывную, нетаврскую боль, что таилась в них с той самой поры, как Рэй Эрингор, следуя родовой привилегии избранничества, «вступил на путь человека».

Верезевел и сам не понаслышке знал, что такое этот путь. Его служение также предполагало биморфное воплощение со всеми неизбежными муками и не слишком частыми радостными открытиями. Но, в отличие от Эрингора, служение Верзевела не было наследственным. Верзевел не был земнорожденным. Он был тавром в полном смысле этого слова, созданным на одной из биофабрик Тавриона по обычной программе, не допускающей никаких отклонений в развитии произведенного ею субъекта.

После посвящения в тавриеры он перешел по пространственному тоннелю в Открытую страну, дабы нести там службу в точном соответствии с обязательствами, данными Ордену. Уже дважды, по истечении обычного срока, Верзевел мог поменять ее на что-то менее обременительное, но оба раза отказывался, ссылаясь на избыток сил и привязанность к Эрингору. Впрочем, Совет Тавриона продлевал сроки служения Верзевела Вуда в качестве ближнего рыцаря Наместника и его почетного гарда без особых препирательств, тем более, что Рэй Эрингор не имел возражений.

На фоне постоянных осложнений в ходе эксперимента, эти переназначения казались всем сущей мелочью. Подлинную тревогу Совета уже давно вызывали совсем другие, куда более важные перемены, а именно, ускоренное смещение сугубой личностной эйя-основы самого Эрингора. По всему было видно, что Командор Высокого Ордена переутомлен и нуждается в передышке. Переход сознания на более низкий стадиальный уровень всегда был чреват немалыми опасностями и далеко не все избранные были способны стойко выдерживать назначенные им перегрузки.

Эрингоры неплохо справлялись несколько веков подряд. Их поддерживали и поощряли, и все же двоих из них в свое время пришлось насильственно выводить из человеческого «я», поскольку угроза для их подлинной сущности — эйя-субстата — оказывалась тогда чересчур серьезной. Для отдыха и восстановления избранников возвращали в Таврион, а после успешной интенсификации эйя-ресурса перемещали обратно на землю эксперимента, если, конечно, избранник выражал добровольное согласие вернуться. В Таврионе прекрасно понимали, что ничьи силы не беспредельны, и что никакие интенсификаты не устранят последствий продолжительного пребывания вне своей естественной среды. Отказы тавриеров от участия в миссии Ордена вообще не были редкостью и воспринимались, как нечто обыденное. Исключением оставался лишь род Эрингор, вот уже шестое столетие, по измерению, принятому в Открытой Стране, неизменно исполнявший свой наследственный долг.

Накопленные за это время представителями рода уникальные знания, установленная ими уникальная, ни чем не заменимая, взаимосвязь с землей эксперимента, выработанная почти полная человеческому идентичность восприятия, редчайшие данные, доставляемые благодаря этой практически полной внедренности, почти совершенной индогенности окружающему х-пространству, представляли собой по истине бесценный материал. По большому счету, именно на нем базировалась вся остальная деятельность Ордена. Именно ему тавриеры были обязаны своими немалыми успехами и именно с ними связывали самые большие надежды на сохранение вита-активности в Открытой Стране.