Горюч камень Алатырь

– Уже наши?.. Воля твоя, Вера, я никогда не привыкну к этому «сиятельству»… Что ж… стало быть, пора ехать! Ты не голодна? Не хочешь ещё чаю?

– Ничего не хочу! – Вера отложила потрёпанную книжку журнала, вздохнула, – Вообрази, нашла здесь «Русский вестник» с повестью Жуковой – старый-старый! Я ещё девочкой начала, помню, это читать, а маменька у меня отобрала, сочтя чтение это непристойным для девицы. Сейчас вот прочла – и ничего не нашла непристойного. Просто скучно, пошло, глупо… А я-то терзалась всю юность – выйдет ли Натали за Левина и бросит ли своего нудного генерала? Как будто не было сразу ясно, чем дело кончится, – Вера встала, взяла шубу, лежащую тут же на лавке, – Как представлю, что совсем скоро увижу Мишу, его жену, их детей… Ни есть не хочется, ни пить! Идём скорее! Да где же Федорка? Уснула, что ли, в людской?

– Туточки, барыня, и ничуть не сплю, – румяная Федорка ворвалась в комнату вместе с клубами морозного пара, – Уже все вещи в тройку снесла, да ямщик пособил! Воля, конечно же, ваша, но, может, отпустите этого да другого дождётесь?

– Федора, что за вздор? – удивился Закатов, – Мне сказали, что Савватеев – лучший ямщик на этом тракте! Это большая удача, что именно с ним мы едем!

– Так и есть, ваша милость! – подтвердил смотритель. Говоря, он низко кланялся, и женская клетчатая шаль то и дело сползала с его плеча, а лампа в руке описывала круги. – Ухватистей Ваньки Савватеева никого на тракте нету! Самые наиглавные генералы, которые по срочной казённой едут, завсегда его требуют! Знают, что доставит и в срок, и без оплошки! Такой тройки, как у него, ни у кого до самой Чусовой не сыщете! И дорогу знает, и с конями сам-друг… да и не пьёт ни капли!

– Рожа уж больно каторжная! – без обиняков заявила Федора.

– Рожа – это да, – честно подтвердил смотритель. – С рожей незадача вышла. Но поскольку для дела рожа без особой надобности, так… Дамы, правда, пугаются иногда.

– Я не испугаюсь, – заметила Вера, с улыбкой посмотрев в лицо мужа – перерезанное давними шрамами времён Крымской войны. Никита улыбнулся ей в ответ, подумав: никогда ему не привыкнуть к этой тёплой волне, поднимающейся от сердца всякий раз, когда жена смотрит на него. Никогда он не привыкнет и не поверит. И ничего тут, видно, уже не поделать.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – тихо сказала Вера, кутаясь в шубу и беря в руки беличью муфту. – Ты мне, право, надоел.

– Верочка, но я же ни слова не сказал!

– Зачем мне твои слова? Никита, у тебя всё и всегда написано на лице! – неожиданно улыбка на лице графини Закатовой сменилась тревожным выражением. – Знаешь, я так рвалась сюда… Ты же помнишь, каждый день мечтала! Вот как только наш Коленька поползёт… нет, как только встанет на ножки! Нет, как только заговорит – сразу же поедем к Мише! И вот, Коля уже и бегает, и болтает, и Маняша уж почти невеста, и Леночка от неё не отстаёт, и мы насилу собрались и выехали, – а я уже хочу домой! Так ждала, так надеялась, что проживу у Миши с его Натали хотя бы месяц, – а сейчас чувствую, что сойду с ума от тревоги! Как там в Болотееве без нас?

– Вера! – Никита приготовился терпеливо повторить сказанное уже тысячу раз прежде. – Дома – Дунька! Она поцеловала мне образ, что не выйдет замуж, пока мы не вернёмся из Сибири! «А в случае вашего невозвращения умру во девицах, святому долгу себя посвятивши!» – вот что мне было обещано! Дома – детское царство, и они прекрасно себя чувствуют в обществе друг друга! Маняша, Коля, Леночка… ещё и Варвара Трофимовна приехала погостить со своей дивизией! Ты полагаешь, им скучно?

– А учёба? А грамота? Без матери, ты же знаешь…

– Вера, там же есть Александрин! Они взялись уже за немецкие глаголы, и… И итальянский вместе с Варей, и французские спряжения, и…

– Но я всё равно беспокоюсь! – был приведён, наконец, непоколебимый женский аргумент всех времён и народов, и Закатов покорно сказал:

– Хорошо. Если желаешь, этот Савватеев немедленно отвезёт нас обратно в Пермь.

– Ни за что на свете! Я не видела брата десять лет! Едва-едва сумела выбраться! А ты уже тащишь меня назад?!

Закатов счёл благоразумным промолчать.

Тройка дожидалась у ворот: сильные, бурой масти кони, над которыми курился пар. Могучий коренной с клокастой гривой нетерпеливо перебирал копытами, фыркал и мотал головой. Ямщик, – огромный, широкоплечий мужик в овчинном тулупе, перехваченном в поясе красным кушаком, – стоял рядом, любовно охлопывал коренника рукавицей, что-то шептал ему в ухо. При виде подходящих господ он даже не повернулся.

– Савватеев! – нервно окликнул его смотритель, – Их сиятельств усаживай! Ослеп нешто?!

Ямщик не спеша повернулся. Коротко поклонился.

– Вижу, Егорыч, вижу. Извольте, ваша милость, садиться. Вот здесь – вы, а здесь – девка ваша. Ты, милая, сама полость барыне подержи…

– Как думаешь, поспеем на станцию к ночи? – спросил Закатов, подходя к лошадям.

– И не думаю, а наверное знаю! Ещё до ночи будем, по сумеркам! – уверенно ответил Савватеев.

– А если буран?