Горюч камень Алатырь

– Не можете? – пламя свечей мелькнуло в глазах Веры странным блеском. – А между тем всё очевидно. И уж кто-кто, а вы должны понять Александрин: вы ведь очень с ней схожи в этом.

– Я? Я похож на выпускницу Смольного института?! – оторопел Закатов.

– Ужасно похожи. Вообще, все те, у кого детство прошло в аду, схожи меж собой. Вам легче умереть, чем попросить о помощи, сознаться, что вам плохо, привлечь к себе внимание… Я лишь недавно начала понимать это.

Она была права: при мысли о том, что можно привлечь к себе внимание, Закатову ощутимо сделалось дурно.

– Вера, мне кажется, вы всё же…

– Никита, я знаю вас с детских лет! – вспылила Вера, и язычки свечей угрожающе закачались, разметав по стенам сполохи теней. – И Александрин, смею думать, неплохо знаю тоже! Всё её письмо было о вас! О несчастном благородном рыцаре, который всю жизнь безнадёжно и отчаянно любил княгиню Тоневицкую! И о том, что она, Александрин, никогда не посмела бы нарушить мой покой, если бы не сострадание к вам! Девочка рискнула открыть мне глаза на вашу любовь, вот так, Никита! Она не могла спокойно видеть ваших терзаний!

Он молчал, сумрачно глядя на неё через стол. Когда же Вера, тяжело дыша и вытирая невесть откуда набежавшие слёзы, откинулась на спинку стула, Никита хрипло, тяжело выговорил:

– Вера… Вера Николаевна… Клянусь вам самым святым… Клянусь счастьем дочери моей, что я никогда… никогда и ни с кем не обсуждал… мои чувства к вам. И госпожа Влоньская, полагаю…

– Да знаю, Никита, знаю, – устало отмахнулась Вера. Она уже взяла себя в руки и, опершись локтями на стол, внимательно и чуть насмешливо смотрела на него. – Вот уж в чём ничуть не сомневаюсь! Но Александрин, изволите видеть, – женщина. И женщина, многое вытерпевшая за свою короткую жизнь. Ведь она не ошиблась ни в чём.

– Покажите мне её письмо, – мрачно потребовал Никита.

– Ну уж нет! Да и к чему? Ничего нового для себя, поверьте, я в этих строках не нашла, – слабо улыбнулась Вера. – Как бы то ни было, всё сложилось к лучшему. Александрин жива и здорова. Как только она окрепнет после родов, я заберу её и ребёнка в Бобовины, а после…

– Вера, – вдруг перебил её Закатов. – Безусловно, вы вправе поступить так, как считаете нужным. Я слишком во многом виноват перед вами, чтобы мешать вам. Но позволено ли мне будет задать вам один вопрос?

– Разумеется, Никита… Сколько вам угодно.

– Ваши приёмные дети уже взрослые, как я знаю? Их жизнь более или менее устроена?

– Да… Да, можно так сказать, – удивлённо подтвердила Вера. – Серёжа счастливо женат, вступил в наследство, и они с женой ждут первенца. Аннет замужем. У Коли есть невеста, замечательная, достойная девушка. Вы правы, они взрослые и…

– Стало быть, вы наконец-то освобождены от обязательств, которые насильно навязал вам этот сукин… ваш покойный супруг?

– Никита! Вы не можете…

– Вера, вы ведь тоже человек чести, – снова перебил он её, вставая из-за стола, и Вера невольно поднялась ему навстречу. – Много лет вы были связаны бесчестно взятым у вас словом. Сейчас вы избавлены от него. И я… чёрт возьми, Вера, ведь мне нечего терять! Вы выйдете, наконец, за меня замуж?! Я не могу, не хочу и не буду без вас жить! Если вы мне откажете, я…

– Вы застрелитесь? – без улыбки уточнила она. Огромные, чёрные глаза пристально смотрели на него.

– Нет, к сожалению. Не имею права, – честно ответил он. – У Маняши, кроме меня, никого нет. Но как только она выйдет замуж, я с чистым сердцем удавлюсь, потому что… Потому что – сколько можно?! Я люблю вас, Вера. Я слишком долго жил без вас. Я более не могу.

Она молча смотрела на него. Затем тихо сказала:

– Князь Тоневицкий вовсе не был тем… что вы сказали. Но вы вряд ли это поймёте.

– Не пойму никогда! – свирепо отозвался Закатов, чувствуя, как за спиной его горят и полыхают мосты. – Нельзя решать свои семейные неурядицы за счёт сломанных чужих судеб и…

– Никита, Никита! Трое детей, оставшихся сиротами, – это вам «семейные неурядицы»?!

– Вера! Вы ответите мне, или!.. – зарычал он.

– Да, да, да! И не кричите, перепугаете людей… – Вера улыбнулась ему почти испуганно. – Что ещё, интересно, вы думали услышать в ответ?! Никита… Ох, пожалуйста, к чему… Ну что же вы делаете?.. Мы ведь уже не молоды, Никита! Послушайте же меня…

Но Закатов ничего не хотел слушать. Он стоял на коленях, неловко сжимая руки женщины, которую любил всю свою жизнь, и покрывал торопливыми поцелуями её мокрые от слёз пальцы. И отчётливо понимал, что, если придётся очнуться от этого сна, он безответственно удавится в собственном сенном сарае.

Эпилог (четыре года спустя)

– Лошади готовы! – провозгласил смотритель крошечной станции в ста пятидесяти верстах от Екатеринбурга, входя в крошечное, заполненное усталыми людьми помещение, – Пожалуйте, ваше сиятельство! И метель как раз улеглась!

– Никита, это, кажется, для нас, – Вера осторожно дотронулась до руки задремавшего мужа, и Закатов, вздрогнув, открыл глаза.