Горизонт в огне

Люди расступились перед коляской Поля, Мадлен приблизилась. Она оказалась прямо за спиной дяди, когда следственный судья произнес:

– Господин Перикур, вы подозреваетесь в укрытии налогов через посредничество Банковского союза «Винтертур». Ваше имя упоминается в блокноте, найденном в этом банке. Прошу вас следовать за мной…

Раздались возгласы, все единодушно сошлись на том, что это уже не смешно, а возмутительно!

– Что там за история? – орал Шарль.

Неужели он допустил оплошность? Ни малейшей. Скрывал ли он когда-либо деньги? Напротив, все заработанное пошло на его предвыборные кампании. Избиратели его окончательно разорили – он гол как сокол! Роза и Жасинта намертво приклеились к отцу.

– Господин Перикур, в ваших интересах пройти с нами, ответить на вопросы и, если ответы окажутся удовлетворительными, вернуться домой. Поверьте…

– Что за чудовищно нелепая история! Да у меня нет ни гроша, как я мог что-то вкладывать в швейцарский банк?

– Именно это мы и попытаемся прояснить, и чем раньше, тем лучше, господин Перикур.

– Послушайте, а у вас есть ордер или что там?

Следователь вздохнул: их окружала плотная толпа, а он надеялся обойтись без лишнего шума, но ему дали распоряжение: «Перикур прежде всего. Задержите его, как только сможете!» Требовался назидательный арест. Арест Шарля был таким назиданием. Следственный судья достал ордер. Шарль даже не попытался ни взять его, ни прочесть. Он начал постепенно осознавать тот факт, что здесь находится судья, что у него есть ордер, что он, Шарль Перикур, вынужден следовать за полицейскими. Он подыскивал слова. И нашел – «заговор».

– Ах вот оно что! Меня хотят заставить замолчать! Правительство!

– Пойдемте, господин Перикур… – сказал судья.

– Ах вот оно что! Вы получили распоряжения! Борьба моя не нравится!

Следственный судья был человеком лет сорока, простым и честным; начальство поставило перед ним совсем не легкую задачу, которую он старался точно выполнить. Однако Шарль Перикур ему мешал. Толпа обсуждала, комментировала, да не просто толпа – политики, адвокаты, врачи, знаменитости… Один из них, выпятив грудь, уже приближался к нему: «Скажите-ка, господин…»

Пора переходить к действиям.

– Господин Перикур, мы провели обыск в вашем доме и…

– И остались с носом, ха-ха-ха! А вы как думали?

Шарль призывал толпу в свидетели:

– Ха-ха! Они были у меня дома!

– …и в вашей машине, где мы только что обнаружили двести тысяч швейцарских франков крупными купюрами. Хотелось бы услышать ваши объяснения. У меня в кабинете. Прошу вас.

Сумма произвела сильное впечатление.

Следственный судья держал в руке сверток в толстой бумаге и пытался незаметно для других показать Шарлю внушительную пачку швейцарских банкнот.

Бахвальство Шарля как рукой сняло, он затих, люди вокруг тоже.

– Прошу вас, – спокойно сказал магистрат.

Шарль оглянулся – как знать, почему? Должно быть, интуиция.

Его взгляд упал на Мадлен.

На юного Поля в инвалидной коляске.

Он открыл рот:

– Ты?..

Всем показалось, что его хватил апоплексический удар.

Друзья устремились на помощь.

А Шарль Перикур, последний раз махнув рукой дочкам, которые принялись орать как оглашенные, покинул кладбище в сопровождении двоих полицейских и последовал за судьей.

Мадлен не сдвинулась с места, вцепившись руками в коляску Поля.

Поначалу она хотела сбежать, но желание, чтобы дядя увидел ее, победило, и теперь она чувствовала себя глупой и злой. Отец не одобрил бы. Она опустила глаза на Поля: на его затылок она никогда не могла смотреть спокойно – и на ноги с выступающими под покрывалом коленками. Нет, Мадлен не была ни глупой, ни злой. А отцу она ответила бы: «Не вмешивайся, папа! Я поступаю, как считаю нужным!»

Поль молча взял ее за руку.

41

Нет, на этот раз ни в коем случае! Леонс скомкала записку и бросила на пол. Ей хотелось даже растоптать бумагу, но это выглядело бы смешно. Она скажет решительное «нет». Она так злилась на Мадлен, что даже перспектива угодить за решетку ее не пугала. Ведь будет же судья, а она прихорошится; ей всегда удавалось облапошить мужчин…

Вот уже более двух недель она, не имея средств, вынуждена была жить в захудалой гостинице, где Робер мог бы расцвести, если бы постоянно не ныл, что не может пойти на скачки. Она надеялась освободиться, когда Мадлен вернулась из Берлина, но не тут-то было. Скоро, Леонс, скоро, – говорила Мадлен, все отодвигая сроки. Встретиться с малышом Полем еще ничего (господи, как он вырос… Увидеть его таким… Она расчувствовалась сильнее, чем испугалась), но пришлось изображать проститутку перед швейцарским банкиром, чтобы спрятать блокнот за сливной бачок, – что ж, спасибо за задание, весьма аппетитно! А теперь Мадлен оставила ей в гостинице записку: «Жду вас в ресторане „Ладюре“ в 16:00. Непременно».

Нет, думала Леонс, собираясь, все, конец. В этот раз пошлю ее куда подальше. Она мне заплатит за все, что я из-за нее потеряла.

Леонс чувствовала, что готова даже ударить.

– Ты куда, котик?