Горькая полынь моей памяти

  Понятно всё. Павлин-мавлин, а не мужик. Жажда ничто – имидж всё.

  – В общем, я тебе ничего не говорила, узнаю, что разболтала – уволю, найду за что, сама понимаешь. Ты пока подумай. Недели тебе хватит? Если согласна, я заикнусь перед Димой. Нет – значит, нет. Но имей в виду, что за такие приступы кашля перед клиентами тебя мигом уволят, а вдруг это коклюш или туберкулёз.

– Это не туберкулёз, – огрызнулась Эля.

- Я-то это знаю, а клиенты нет. Репутация дороже.

  Марина была права, администратор или менеджер по качеству может отсидеться в подсобном помещении, если вдруг непредвиденные обстоятельства, в случае Эли – приступ кашля. А мастер сидит над клиенткой от часа до трёх, не поднимая головы, в зависимости от сложности работы. Не встанешь, не убежишь, не скроешься на время с глаз долой.

  Через полчаса Эля тряслась в маршрутке по пути в садик, решая, что делать. Путь наименьшего сопротивления – согласиться на предложение Марины. Не так и ужасно всё звучит. Мужику, явно для повышения самооценки, нужна каждый месяц новая баба, желательно молодая и красивая. Эля и есть молодая и красивая, на свою беду. Была бы страшная, как ядерная война – проблем было бы меньше. Потеребит его вялое хозяйство, повздыхает, сымитирует пару оргазмов. Все только выиграют. Серафима, в первую очередь.

  Чёрт, чёрт, чёрт! Неужели нет никакого выхода? Плюнуть, уволиться из салона, пойти мерчендайзером в супермаркет, и на постоянной основе швеёй? Заодно уборщицей устроиться куда-нибудь. И всё равно доход упадёт раза в два. Может быть, на частный садик наскребёт, а вот на еду вряд ли… Сбережения у Эли были, она старательно откладывала на чёрный день или на первый взнос за квартиру, что быстрее придёт. На первый взнос не накопила, а день на чёрный не тянул. Эля – жива, здорова, руки ноги на месте. Серафима, слава богу, растёт здоровенькой и умной девочкой. Не тянет сегодняшняя действительность на чёрный день.

  Что же делать? Соглашаться? Отказаться? Ждать первого приступа кашля и увольнения? С такой сомнительной славой ни в какие салоны не возьмут…

  – Мам, – взвизгнула довольная Серафима, когда Эля переступила порог группы в детском саду. – А мы репетировали сегодня, я – самая лучшая Снегурочка, буду настоящему Деду Морозу помогать! Он актёр на самом деле, – тут же шёпотом, по большому секрету, добавила дочка. – Но всё равно Дед Мороз. Купишь костюм Снегурочки? С пуговичками, чтобы сияли, как сосульки, и парчовый, светящийся, голубой-голубой! Я видела на базаре, когда мы с тётей Мусой гуляли.

  Тётя Муса – соседка, с радостью берущая Серафиму. Звали её Муза, но Серафима никак не могла запомнить, казалось бы, простое, но непривычное имя, превратив Музу в Мусю и закончив трансформацию почти близким к оригиналу «Муса».

  – Если не получится сшить, конечно, – согласилась Эля.

  – Только из парчи, чтобы как настоящая Снегурочка.

  – Обязательно, – улыбнулась Эля. Откуда только Серафима знает такие слова… «парча». Прикинула, во что обойдётся небольшое представление в детском саду. Ткань, пуговицы как сосульки… Легче купить билет в детский театр, чем одеть юную актрису.

 – Элеонора Григорьевна? – вывел из задумчивости женский приветливый голос. Эля обернулась, девушку, стоявшую напротив, она видела, но вспомнить – где, не смогла. – Неонила, мама Кассандры, глава родительского комитета.

«Ну и имена», – успела подумать Эля, впрочем, Элеонора и Серафима тоже не часто встречающиеся имена.

– Вы же мама Серафимы? – продолжила, как ни в чём не бывало, Неонила. – Наверное, вы просто не видели, – начала исподволь глава родительского комитета. – Мы собираем деньги на подарки детям и воспитателям. Объявление висит на дверях садика, – пояснила родительница.

 – Не видела, – призналась Эля. – Сколько?

  – Пять тысяч.

  – Ладно, – растерянно пробормотала девушка и полезла в кошелёк, прощаясь с оранжевой бумажкой.

  Запросы, конечно… Спорить не стала. Садик частный, родители в большинстве своём обеспеченные, таких несчастных, вынужденных оплачивать недешёвое удовольствие, как Эля, полторы калеки. Не станешь спорить с большинством, ещё выгонят… и Серафиме не хотелось проблем. Пусть чувствует себя на равных с остальными детьми.

  Эля всё детство носила обноски, не получала подарки в садике и школе. Поначалу обижалась, плакала, потом поняла и гордо улыбалась, отмахивалась, мол, ерунда какая. Сердобольные подружки делились мандаринами, красивыми блокнотиками, ручками, подарки в их деревне были не в пример дешевле. Эля, конечно, не отказывалась. Но ощущение отщепенства, убогости не пропадало никогда. Нет, у Серафимы будут подарки, как у всех детей, даже если родительский комитет будет покупать откровенную, никому не нужную, дорогостоящую ерунду.

  И если Элеоноре для этого нужно согласиться на «собеседование» с престарелым Димой, она согласится. Что она, члена вялого во рту не держала? Не держала, конечно, но уж как-нибудь справится.

Глава 25

Карима. Прошлое. Поволжье