Горькая полынь моей памяти

  – Ах ты, собака немая! – схватила эби Дамира за ухо. – Что пристал к девчонке? Легко ей, по-твоему? Плачет, значит, надо так организму. Уймись!

  – Гормоны, – улыбнулась мама. – Просто гормоны. Беременные не головой думают, а животом, – она показала на застывшую в странной позе на лестнице на второй этаж Элю, молча говоря: «А я тебе говорила, какой ей Нью-Йорк».

  Сам же праздник прошёл замечательно, даже Эля не капризничала и не плакала. Долго о чём-то шушукалась в комнате с Каримой, принарядилась, как и сестра. Стол ломился от яств. Дамир был в восторге буквально от каждого блюда, особенно от тех, что приготовила Эля. Оказывается, она училась готовить и многое уже умела. Даже эби поделилась с ней секретом своего чак-чака, и когда он попробовал кусочек с её рук, не смог сдержать стона наслаждения.

  – Понравилось? – с надеждой в голосе пропищала Эля.

  – Очень! – искренне ответил Дамир.

  – Ух ты! – завизжала она и повисла на шее, чмокая в подбородок, губы, нос, куда попадала, попискивая и довольно пыхтя.

  В итоге Дамир не выдержал, впился в губы настырным поцелуем, подхватывая на руки всё ещё лёгкую Элю. Потом-то он заметил осуждающий кивок отца и ошарашенные глазёнки Алсу – не принято в их семье откровенно выражать свои чувства, тем более чувственность. Дамир проигнорировал, условности не касались его, огибали волной, он наслаждался тем новым годом, дышал, жил, был счастлив и слеп.

  Были и фейерверки, и подарки, и умопомрачительный секс, и приезд Равиля с поздравлениями и подарками – первого января после обеда. Отглаженный, благоухающий, свежий, будто не кутил всю ночь напролёт с Иванушкиной. Малышню Равиль одарил щедро, как и всегда, даже Алсу достались бусы «почти как у взрослой». А Кариме преподнёс гребни для волос с натуральными камнями – вполне скромный, девичий подарок, ни к чему не обязывающий. О стоимости гребней ручной работы можно было только догадываться, продуманный и щедрый дар. Сестрёнка довольно зарделась, убежала в комнату, а вернулась уже с гребнями, широко и счастливо улыбаясь.

  Дамир улетел на следующий день, Эля снова ревела и требовала поклясться самыми страшными клятвами, что он не бросит её никогда и несмотря ни на что. Он поклялся.

  Бросила она его.

Глава 32

Дамир. Прошлое. Поволжье

  Он не сомкнул глаз ни при трансатлантическом перелёте, ни в Европе, меряя шагами терминалы аэропортов, ни в Москве. Ни, тем более, когда упал в автомобиль Юнусова, не произнёсшего ни слова с момента, как встретил друга.

  Что случилось, как могла произойти эта несправедливость, почему? Тысячи вопросов теснились в голове Дамира, перебивая друг друга, истерично крича, вопя, плача.

  Эля родила немного раньше срока, его заверили, что всё в порядке, всё хорошо. Мальчик. Жена назвала его Тимом, молодой отец согласился. Тимур – хорошее имя, – какое-то время проведёт под наблюдением врачей, но совсем скоро будет дома. А с Элей всё прекрасно, она чувствует себя хорошо, скоро её выпишут.

  А после начался форменный сумасшедший дом: мама плакала в трубку, как заведённая, твердя, что всё хорошо, Тимур пока в больнице, но это нормально.

  Нормально. Нор-маль-но.

  Эля с ним, поэтому и на телефонные звонки не отвечает, некогда. Днём заботится о малыше, ночью спит. Это нормально.

  Нормально. Нор-маль-но.

  По кругу, как с ума сошедшая белка. Никто не ответил ни на один вопрос Дамира. Ни вздыхающая мать, ни смурной отец, ни Эля, которая попросту игнорировала сообщения.

  Нормально. Нормально. Нор-маль-но.

  Пока среди ночи не раздался звонок от Каримы, что само по себе было пугающим – сестрёнка общалась исключительно через мессенджеры, не утруждая себя звонками, да и разница во времени играла роль.

  Тим умер.

  «Всё-таки умер». Всё-таки!

  Погода стояла не весенняя, моросил леденящий дождь, казалось, вот-вот пойдёт снег, придавливая начавшую распускаться кое-где зелень. Поля пугали чернотой, деревья стояли голые, чёрные, прорезающие серое небо с тёмными кучевыми облаками.

  Машина свернула в родное село, мелькнула в боковом окне кобальтовая Волга, хмуро приветствуя Дамира, напомнив васильковые всполохи. Внутренности болезненно сжало, Дамир схватился за горло, машина резко остановилась. Выворачивало его долго, до желчи, до темноты в глазах. Равиль молчаливо стоял рядом, позже подал руку и протянул бутылку воды.

  Они подъехали прямо к мусульманской части кладбища. Огромная толпа народа топталась вдали. Дамир хлопнул дверью и двинулся по протоптанной тропинке, скользя по грязи. Куртку он сбросил ещё в поле, остался в футболке. Он не чувствовал холода, влаги от дождя, ужаса. В тот момент ему жизненно необходимо было получить ответы на свои вопросы, сотни, тысячи вопросов.

  На холме из свежей земли лежали цветы и игрушки, люди тихо огибали Дамира, как спокойная река в погожий день, шурша ничего не значащими для него словами: «Приехал», «Горе-то какое, горе», «За что испытания добрым людям посылает?».

  Он не видел ничего, кроме свежевыкопанной земли. Могила…