Горькая полынь моей памяти

  – Дамир, нет! – она дёрнулась в раздражении, со страхом переводя взгляд на Серафиму, с увлечением раскладывающую камни гравия на строительной куче песка. – Спасибо, мы поедем. Серафима! Мы едем в Архангельск.

  – А Кирпич? – отозвалась рыжулька. – Кирпич едет с нами?

  – Нет. Она… Она у Мусы останется.

  – Муса в больнице! – справедливо возмутилась малышка. – Мы с ней по телефону разговаривали. Вспомни! – Серафима подпёрла бока кулачками и в недоумении смотрела на маму. Как она могла забыть такую простую вещь? – Нам нужно найти Кирпич!

  – Серафима, – Эля в поражении взмахнула руками, сдерживая слёзы.

  – Отлично, пойдём искать Кирпич, – подхватил требования рыжульки Дамир.

  Что он творит? Почему не повернётся и не уйдёт? Что за психомазохизм? Зачем он держит её, задерживает их? Хочет получить ответы на вопросы? Не хочет!

  Прошлого ничто не изменит. Не вернёт Тима, доверие, любовь… Не сделает Тимура его сыном, не даст шанс увидеть его хотя бы один раз, не вернёт возможность пережить это горе с женой, принять совместное решение, правильное решение. Не позволит ему уберечь до бесячего глупую Элю от всего, через что она прошла, и пройти этот путь с ней.

  Не сделает женщину, которую он назвал своей женой – женою.

  – Перестань! – профырчала, как кошка, Эля.

– А то что? – сам не ожидал, насколько зло он усмехнулся в ответ.

  Начинало темнеть, снег тихими, крупными, тяжёлыми хлопьями посыпал с неба, оседая на стылой земле и замёрзших лужах. Гололёд, тот самый, что лишь иногда бывает… Редкое природное явление в этом регионе, призрачное, как хорошее общее прошлое Дамира и Эли. Было ли оно, или всё придумал лично он, а она прагматично решала свои проблемы?

  – Кирпич! – крикнула Серафима.

  – Кирпич! – подхватил Дамир, игнорируя косые взгляды прохожих и толпившихся правоохранителей.

  – Кирпич!

  – Кирпич!

  Бесконечное количество раз: «Кирпич!», пробираясь по замерзшей грязи, укрытой слоем не таявшего снега. «Кирпич!», «Кирпич!», под недовольное бурчание Эли, вызывающее в Дамире какое-то мстительное удовольствие. Нездоровую, ненормальную реакцию. Должно быть, горечь, всё время бьющая в нос, мозг, курсирующая по телу, начала трансформироваться в яд, отравлять разум Дамира, отключая здравый смысл, инстинкт самосохранения.

 – Кирпич! – вдруг взвизгнула Серафима, рванув на другую сторону улицы через дорогу, перед крутым, извилистым поворотом и высоким забором, закрывающим вид на сторону за углом. – Кирпич! – раздалось вместе с шуршанием шин по гололёду, нечеловеческим визгом Эли и вдохом, равным стремительному движению Дамира наперерез ползущему УАЗу.

Он свалился в кучу строительного мусора и грязи, подхватывая Серафиму подмышки, прикрывая собой. На каком-то автомате, не слыша скрипа тормозов, женского визга и отборного мата над собой.

  – За ребёнком следить кто будет? – орал, плюясь и матерясь, капитан полиции. – Документы сюда!

  Дамир тряхнул головой, осторожно ставя Серафиму на землю, по пути ощупывая – невредима. Похоже, даже не испугалась, смотрит синими глазёнками на капитана, рот приоткрыла в удивлении, маме рукой машет.

  – Чьи? – от ударившей в голову крови Дамир плохо соображал. Жива. Невредима. Не испугалась.

  – Свои и ребёнка.

  – У меня нет ребёнка…

  – Так, – капитан перекатился с пятки на носок и обратно. – Очень интересно. В отделение проедем.

  – Зачем?

  – До выяснения.

  – Мы вместе, вот документы. – Эля спешно подошла к полицейским, один из которых равнодушно наблюдал за происходящим. – Моя дочь. Вот паспорт. Вот свидетельство о рождении. Мы с Калинина… понимаете, собаку ищем, – она сжала губы. – Серафима любит эту собаку…

  – Любит, – проворчал капитан, бросая взгляд на синеглазую малышку, не сводившую с него взгляда. – Ваши документы? – он посмотрел на Дамира, пришлось доставать паспорт из внутреннего кармана куртки и протягивать блюстителю порядка. – За что только бог такое на людей посылает, – как-то по-человечески пробурчал полицейский. – Калинина… А говорите – детей нет, – с улыбкой вернул паспорт полицейский. – Файзулин Дамир Арсланович. Не убегай больше от папы, Файзулина Серафима Дамировна, – засмеялся и капитан, и его молчаливый коллега, возвращая документы Дамиру. Его паспорт, Элин, свидетельство Серафимы.

  – Мой папа – герой! – отозвалась рыжулька.

  – Видим, – заржали блюстители порядка и поспешили к автомобилю.

  – Кирпич! – взвизгнула Серафима, падая на попу, обнимая какой-то грязный комок шерсти, скулящий, повизгивающий, подёргивающий обрубком некогда пушистого хвоста, а сейчас комком грязи.

  – Файзулина Серафима Дамировна? – он опустил глаза на Элю, не находя слов…

  Помня их в полной мере. Но не произнесёшь набор брани, рвущийся с языка, перед Серафимой Дамировной. Серафимой, чтоб черти драли Элю, Дамировной, четырёх с половиной лет.

  – Это Кирпич? – нагнулся он к счастливой рыжульке.

  – Да!

  – Нам надо показать её доктору, – Дамир потрепал грязную собаку по холке, та покосилась с подозрением, но в целом действие одобрила сдержанным вилянием хвоста. – Поедем?

  – Да!