Это была уже восьмая кружка, которую Морган опрокидывал в себя. И как только не свалился еще? Вообще Лаури старался не прикладываться к крепкому пойлу, да и, признаться честно, вообще старался не пить, но на сейдманских праздниках чего только не было. Потому в голове норманна сейчас шумело, а собственные руки ощущались, будто их подменили на два мешка с соломой. Пират же продолжал острить и балагурить, пытаясь втереться в доверие к новому товарищу. Товарищ на это лишь лукаво щурился и криво улыбался уголком губ, будто и не пьянел вовсе.
— И вот, значит! — Браун залихватски тряхнул волнистой гривой, — в самый разгар абордажа эта падла как рубанет меня поперек груди! Мужик, я думал, что коней двину, чесслово, потому что поговаривали, будто он свои клинки ядом рыбы… как ее, дьявол раздери? Да и хер с ней! Ядом мажет! Во!
Южанин дернул за ворот рубашки, оголяя мощную грудь с белесым крестообразным шрамом, получая заинтересованный взгляд танцовщицы и самой молодой из разносчиц. Триаль лишь лениво хмыкнул и переключился на сидящего напротив Ниссена.
— Все хорошо? Ты какой-то бледный, Лау, — лицо рыжего подернулось дымкой, которую сейдман попытался сморгнуть, но почувствовал, что голова стала кружиться сильнее. Кивок, послуживший ответом, едва не свалил его с лавки.– Ясно.
Дамиан снова удостоил Моргана своим вниманием, на этот раз нагло зажав его подбородок тонкими пальцами. Браун расценил этот жест по-своему.
— Ну, если ты настаиваешь, можем и уединиться, — пьяно улыбнулся пират.
— Я тут подумал, что надобно тебе отдохнуть. Устал, небось, — Триаль пристально смотрел южанину в глаза, как кот, гипнотизирующий мышь перед броском на несчастного грызуна. Мужчина подозрительно нахмурился, пытаясь сопротивляться, но тщетно. Спустя пару минут он осоловело заморгал, а потом и вовсе обмяк в руках рыжего, который уронил собутыльника лицом в стол, не особо переживая за его целостность. Когда Дамиан перевел взгляд на Ниссена, то внутри сейдмана все похолодело, — подобным образом смотрела на него мать, когда он в первый раз напился с ярловскими сыновьями на Йоль по малолетству. — Твой друг весьма словоохотлив, что мне не очень нравится. Так что говорить по делу буду с тобой.
Под цепким взглядом темно-карих глаз норманну было весьма не по себе. Голова почти моментально прояснилась, а тело снова ощущалось как свое, будто и не было нескольких стаканов пива и акевитта. Лицо Рёвссона смягчилось, и он позволил себе мягко улыбнуться, будто был доволен результатом. А спустя пару мгновений, Лаури и вовсе почувствовал, что он снова абсолютно трезв.
— Вот и славно, пойдем-ка, выйдем, а то здесь шумно, — мужчина хлопнул его по плечу и поднялся из-за стола, отпихивая сопящего носом в стол Моргана.
На какой-то краткий миг Ниссену показалось, что окружающие вовсе перестали обращать на них внимание, потому как больше не ощущал на себе косых или заинтересованных взглядов. А мимо Рёвссона и вовсе проходили, как мимо пустого места. Когда мужчины вышли на улицу, то рыжий моментально преобразился, из движений исчезла расхлябанность и смазанность, появилась резкость, присущая опытным охотникам. Или убийцам…
— Уверен, что доверять твоему спутнику — удачная затея? — рыжий ловко выудил из-за пазухи трубку и принялся ее набивать ароматным табаком.
— А тебе? — верный Хвит надежно покоился в своих ножнах на поясе, но Лау в любой момент был готов пустить его в ход, вздумай незнакомец напасть.
Триаль иронично вскинул бровь, словно читая мысли нормана. Ниссен нервно поежился, не сводя глаз с собеседника, чье лицо время от времени озарялось оранжевым светом тлеющего курева. Дамиан выпустил через нос густой дым и облизнул тонкие губы кончиком языка.
— Твоя мать доверяла, — неожиданно выдал рыжий. По рукам сейдмана побежал холодок, — хотя, это мне далось непросто, Улла [60] оправдывала свое имя больше, чем кто-либо из ее тезок.
— Ты знал ее?
— Она научила меня всему, что я знаю, дружок, — снова улыбнулся Триаль. — А тебя я помню еще во-от таким.
Мужчина опустил раскрытую ладонь на уровень чуть ниже пояса.
Лау поморщился, силясь вспомнить Дамиана, но подобных «учеников» у его матери было очень много, особенно в детстве сейдмана. Чаще всего пришлые помогали ей с ребенком днем, а вечерами Улла Ниссен садилась за устеленный травами и кореньями стол и начинала рассказывать, а иногда и показывать. Мало кто выдерживал такой поток знаний, а потому они сменялись довольно часто. Триаля, отчего-то, сейдман не помнил, хоть ему и казалось до боли знакомо его лицо.
— Меня сейчас больше интересует, зачем тебе понадобилось в Альвион, — рыжий тонкими струйками выпустил дым из носа. — Ты ведь обязан хранить свое наследие.
— Зато отвечать я тебе не обязан…
— Ну-ну, не рычи, Волчонок, — хохотнул Дамиан, — просто я беспокоюсь, твой друг не так прост, как хочет казаться, а вот ТЫ — слишком доверчив.
Лау шумно выдохнул, потирая шею.