Позади стоял отец-настоятель в длинной темно-серой рясе и несколько молоденьких мальчиков-послушников, у которых только-только проклюнулся пух над верхней губой.
— Это гребаный монастырь, — почти прошипел Морган, бледнея пятнами. Настоятель, заметив внимание со стороны новых пассажиров, приветливо заулыбался и двинулся в их сторону. Лау про себя отметил, что пират едва не вжимался в борт корабля.
— Добро пожаловать, благочестивые господа! Меня зовут отец Жозеф, — представился мужчина, чуть склоняясь в поклоне. Подкативший позыв не дал Нисену ответить на приветствие, а потому норманн виновато скривился и продолжил «общаться» с морем. — Ох, вижу, юноша, Вам не сладко. Возьмите, это настой полевой ржанки. Крайне действенная вещь!
Монах протянул застывшему пирату темно-зеленую склянку с эликсиром и вернулся к своим мальчикам.
— Только не говори, что этот рыжий урод тебя не предупредил с какими тараканами на корабле мы будем плыть?! — южанин болезненно ткнул в дрожащие руки бутыль, шипя словно обозленный кот.
— А что тут такого? — Лау еле сдержал очередной комок, делая небольшой глоток из склянки с настойкой. Моргана аж передернуло от вопроса.
— ДА ТЫ ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ! — взвизгнул южанин, тыча на себя указательными пальцами, — Я ж само воплощение греха и порока, если они не начнут вершить надо мной экзорцизмы ближе к вечеру — это будет чудо!
— Морган, не все священники это умеют. Чтоб б ты знал, экзорцизм подразумевает изгнание из хорошего человека тёмную сущность, а это вещь весьма сложная даже для обученных людей. К твоему счастью, на хорошего человека ты не похож, а значит спасать твою душу — пустая трата времени.
— Конечно, поэтому ты так заморочился в тот раз, — обиженно буркнул Морган в ответ.
— И уже с десяток раз об этом пожалел…
Тошнота, и правда, начала потихоньку отступать. Про себя Ниссен отметил, что стоит спросить у настоятеля рецепт, на Брауна же он посмотрел скептически, нахмурив брови. Неужто гроза морей боялся обычного священника?
— Тебе не говорили, что у тебя склонность раздувать пожар там, где даже углей нет?
Пират громко фыркнул и приложился к своей бутылке, морщась, словно снова хлебнул медвежьей желчи. Обиделся. Лаури хотел было извиниться, но вовремя вспомнил все колкости и остроты Моргана. Ничего, переживет.
Ближе к вечеру Ниссена отпустило совсем, а Браун успел познакомиться с командой. И бодренько надрался снова, пытаясь похмелиться с матросней. Стопка там, рюмашка тут и к ночи Морган снова был весел и любил всех. Капитан корабля любовно спровадил болтливого коллегу подышать, щелкнув ключом в замке, а кок и того проще: пригрозил проломить нахалу голову, ежели тот не уймется. На свою беду в поле зрения пьяненького пирата попались послушники.
Лаури наблюдал за тем, как южанин грациозно встряхивал гривой темных волос и что-то втолковывал испуганным юнцам, которые на него разве что не с открытым ртом смотрели. Спустя время, сейдман остался на палубе один, наблюдая за искрящимися звездами, время от времени укрываемыми лоскутами облаков. На мгновение мужчина забылся, а потом вспомнил, что он уже далеко от дома и вряд ли когда-нибудь туда вернется. Не услышит смеха маленькой Эллы, не увидит ласковой улыбки Герди и не почувствует того тяжелого аромата леса после дождя, который окутывал с ног до головы. В груди протяжно защемило. Ниссен тяжело вздохнул и достал из кармана трубку, стараясь отогнать от себя эти горько-сладкие воспоминания, но чем больше старался, тем ярче они становились.
— Гляжу, Вам по душе больше уединение, — за раздумьями Лау и не заметил, как отец Жозеф появился на палубе.
— Не люблю шум вокруг, — табак в трубке тускло вспыхнул углями, и норманн наконец-то затянулся крепким дымом, чуть морщась от горечи.
— Понимаю, — кивнул священник, — я уже в том возрасте, когда надобно сидеть и переписывать труды былых братьев, или просто коротать время в обществе книг, но епископ считает, что наставление юных умов на путь истинный мне сейчас нужнее.
Лау сочувствующе кивнул и поджал губы. Будто в подтверждение слов Жозефа из дальнего окна каюты раздался громогласный смех.
Мужчины снова предались любованию ночным морем. Легкий ветерок шуршал парусами и оснасткой, обдувая лица и колыша волосы. Здесь было спокойно, прямо как дома.
— Вас что-то тяготит, любезнейший? — настоятель пристально смотрел на печального норманна. — Поделитесь, станет легче.
— Это вряд ли, — Лау выпустил густой клуб дыма, который развеялся, стоило ему вырваться из рта.
Хотя…
— Я впервые так далеко от дома, — тихо промолвил сейдман, стараясь не смотреть на священника, — и так долго.
— Тоскуете по семье?
— У меня нет семьи, — признался Лау.
— Ну, на то, видимо, воля Ваших богов, — норманн удивленно поднял глаза на священника. — Да бросьте, я сразу понял кто Вы. Язычников видно из далека, вы по-другому смотрите на мир.
— Осуждать будете?