Горький принц (ЛП)

“Эванс”.

“Наша любимая тема”, - показал Феникс, продолжая допрос.

Раздалось несколько смешков, но мы сосредоточили свое внимание на нем. “Это просто. Ни одного”.

— Черт возьми, он хорош, — пробормотала Рейвен.

“Наш любимый цвет”, - спросила я.

На этот раз папа закатил глаза. “ У Рейны розовое. У Феникса голубое.

— Проворчала я себе под нос, вызвав взрыв смеха. “ Ты всегда в розовом, женщина, ” усмехнулась Афина. “Попробуй немного изменить это”.

Я пожал плечами. — Феникс не всегда бывает голубым.

— Но у нее всегда синие аксессуары.

— Верно, — неохотно признал я.

— Любимая книга?

“Для тебя, Рейна, все, что связано с модой”, - ответил папа. “Все, что связано с музыкой для Phoenix”.

За столом воцарилась тишина, пока мы с Фениксом смотрели на нашего отца, глубоко задумавшись. Возможно, он отсутствовал последние двенадцать лет, но, возможно — всего лишь возможно — он все это время хранил нас в своем сердце.

27

РЕЙНА

Я

оторвал взгляд от пола, где я вытягивал ноги, и обнаружил, что моя сестра смотрит на меня. Я разминался перед началом занятий йогой. Знакомое стеснение в груди и ужас, ползущий вверх по позвоночнику, обычно были первыми признаками надвигающейся панической атаки.

Поэтому, естественно, я попытался опередить события. У меня не было времени тратить его на панические атаки, вот почему я работал над тем, чтобы взять это дерьмо под контроль.

— Девочки у бассейна. Я подумал, что могу составить тебе компанию. Ты в порядке? — спросила она.

Ее щеки раскраснелись, когда она села и вытянула ноги. Я окинул взглядом ее наряд — штаны для йоги и свободную футболку. Ее темно-каштановые волосы были собраны в высокий хвост. У нее, как и у меня, были кудри. В детстве люди всегда принимали нас за близнецов с разным цветом волос. Я предполагал, что разница в двадцать месяцев и одинаковая светлая кожа, овал лица и голубые глаза могли бы сделать это. Хотя у нее были более темные голубые глаза. Мы были похожи во многих отношениях, от нашего телосложения и роста до схожих характеров. Люди думали, что я более общительная, чем она, но на самом деле все было наоборот. Она была единственной причиной, по которой у меня была общественная жизнь и друзья. Люди просто предполагали альтернативу из-за ее глухоты.

Я приподнял бровь. — Почему?

“Ты занимаешься йогой и растяжкой. Ты делаешь это только тогда, когда борешься с тревогой.

Она знала меня слишком хорошо.

— Просто задумался, вот и все.

— По поводу чего?”

Я пожал плечами. “Papa. Mamma.”

Она с любопытством наблюдала за мной. “Ты уверен, что это не из-за Амона Леоне?”

Я покачал головой. “Да, я уверен”. Хотя, мне было интересно, о чем Данте и Амон Леоне говорили с папой. Я знал, что они не планировали рассказывать о событии, произошедшем неделю назад — или уже две? — в их клубе. Они бы уже рассказали, если бы это было так.

“Не позволяй воспоминаниям поглотить тебя”, - предупредил Феникс. “Оставь их в прошлом”.

Нашей семье было нетрудно связать мое беспокойство и панику со смертью мамы. Они просто приписали это потере нашей матери в столь юном возрасте. Но правда заключалась в том, что те последние слова, которые мама произнесла, лежа в ванне, полной крови, преследовали меня. Они оставили невидимый шрам, который отказывался заживать.

“ Тебя никогда не беспокоит, что папа связан с организованной преступностью? Я спросил ее.

Она пожала плечами. “Может, и немного, но бабушка хорошо сделала, что уберегла нас от этого. Могло быть и хуже.

Я мог бы предсказать ответ моей сестры. Это была еще одна вещь, которой у Феникса было в избытке. Позитивный настрой. В общем, я смотрела на мир через розовые очки, но Феникс пошла дальше этого. Она умела видеть хорошее даже в самых ужасных ситуациях.

— Ты беспокоишься о папе? Пытливый взгляд моей сестры впился в меня. В этом была ирония, на самом деле. Она беспокоилась обо мне, а я беспокоился о ней. Я бы убил ради нее, и я знал, что она убила бы ради меня. Это было почти так же, как если бы у мамы был такой же разговор с Фениксом, как и со мной.

Мое сердце сжалось при этой мысли, я надеялась, что она не взвалила это бремя на Феникса. Она не должна была этого выносить — никто из нас не должен.

“Может быть, немного”, - призналась я. Он был последним родителем, который у нас был, учитывая, что он отсутствовал больше десяти лет. “Тебе не кажется, что он стал вести себя по-другому?”