Горький принц (ЛП)

— Возможно. — Она задумчиво вздернула подбородок. “Он любит нас. Я просто не думаю, что он умеет это показывать.” Я кивнула в знак согласия. “Тогда есть это обещание, которое бабушка держит над его головой”.

“ Ты знаешь, что это такое? — спросил я. Мне уже много лет было любопытно узнать об этом, но заставить бабушку проболтаться было все равно что пытаться вытащить это из трупа.

Моя сестра усмехнулась. “Ты шутишь, да? Бабушка скорее пустила бы пулю себе в лоб, чем сказала мне.

Мои брови взлетели вверх. — Ты на самом деле спросил ее?

Она закатила глаза. “Да. Она сказала мне не лезть не в свое дело. Я даже пригрозил, что сообщу о преступной деятельности папы в газете. Это не сработало.”

Мои глаза расширились. Я знала, что Феникс может быть крутым, но такого я не ожидала.

Большую часть нашего детства я смотрела новости, затаив дыхание и ожидая увидеть в них нашу семью. Этого так и не случилось, но где-то в глубине моего сознания это все еще беспокоило. Несмотря на то, что мы нечасто виделись с ним и он не был активной частью нашей повседневной жизни, я не хотел видеть его за решеткой.

В наши дни люди смотрят на мафию в романтическом свете, но это, конечно, было не так, как об этом сообщали в новостях, и не так, как это было в реальной жизни. После первой и единственной вспышки гнева папы, когда он поднял на нас руку, я украдкой взглянула на запись бабушкиного наблюдения, сделанную ранее в тот день.

Мое сердце все еще содрогалось, вспоминая видео. То, как незнакомец, ворвавшийся в дом бабушки, порезал Амона. Его могли застрелить. Папу застрелили. Я хотела бы иметь возможность услышать, что Папа, Данте и Амон обсуждали после, но у камеры наблюдения не было звука.

Да, в преступном мире не было ничего романтичного. Люди пострадали; предприятия сгорели дотла. На жизни людей это повлияло самым реальным образом. Может быть, мне было бы все равно, если бы это не стоило нашей маме так дорого, или наши отношения с папой не были прочными. Но в лучшем случае они были шаткими.

Кроме того, я была совершенно уверена, что именно связь папы с преступным миром толкнула маму на самоубийство. Она пережила травму, и я все еще не осмеливался думать о ее масштабах. Бабушка и мама были частью другого мира — мира, наполненного светом, камерой и действием. Не тьма, кровь и угрозы.

Это стоило Фениксу и мне нашей матери. Это почти стоило жизни мальчику с галактиками в глазах. И именно тогда я поняла, что потеря Амона опустошит меня, даже если он не был моим.

Мягкая ладонь коснулась моей щеки, останавливая мое движение. Феникс жестом показал: “Рейна, тебе нужно перестать волноваться”.

“Я не беспокоюсь”, - рассуждал я. “Я потягиваюсь и отпускаю”.

Пока Феникс придерживался позы Баддха Конасаны, я перешел в Бакасану. Это было лучше, чем продолжать этот разговор. Но пока я не закрыл глаза, я не мог избежать взгляда своей сестры.

— Ты не отпускаешь меня. Ее хмурый взгляд сказал мне, что она ни хрена не верит, что я ей наговорил. “И не думай, что я рад из-за тех сердец, которые горят в твоих глазах из-за Амона Леоне.”

Я закатила глаза. “Неважно”, - пробормотала я. Это совсем не расслабляло. Если уж на то пошло, это было более напряженно, чем вообще не заниматься йогой. И это о чем-то говорило.

“Не смей меня обманывать, Рейна Ромеро,” — отругала она. “Я твоя сестра. Не папа. Не бабушка. Тебе не нужно прятаться от меня.”

Я тяжело вздохнула, отказываясь от релаксации и йоги в целом. Вернувшись в сидячее положение, я ущипнула себя за переносицу, прежде чем ответить. “Я недавно застала папу и бабушку шепчущимися на кухне”, - призналась я. “Это показалось важным”.

Она закатила глаза. “Ну, я полагаю, преступный мир важен.”

— Папа никогда не стал бы говорить с ней о своей преступной деятельности, — заметила я.

— Хороший аргумент,” согласилась она. — Что потом? Может быть, они обсуждали планы на вечеринку по случаю твоего дня рождения.”

Я съежилась. “ Это… нехорошо. Я встала и потрясла руками и ногами, чтобы расслабить мышцы. “Если они спросят тебя об этом, скажи им, что мы заняты. Мои занятия и все такое.

“Тебя это беспокоит?” Я спросил ее в миллионный раз. “Этот папа — преступник”.

“Он неплохой человек”, - ответила она, затем поморщилась. “Ну, он не такой уж ужасный человек.”