Горький привкус любви

Мы отправились на берег Финского залива и расположились на огромных валунах. «Я собирался поговорить с тобой об этом чуть позже, но, похоже, сейчас самое время. Прости, что не сделал этого раньше. Ты наверняка много раз слышал слово “антисемит”. Антисемитизм – это одно из проявлений человеконенавистничества. Всякий антисемит с презрением относится не только к евреям, но и ко всем людям другой национальности. Для антисемита-татарина русские не лучше евреев, а для антисемита-русского и татарин недочеловек, и грузин черный. Националисты – ущербные люди, ненавидящие все другие народы. Ненависть еще никого не возвышала, но многократно уничтожала, причем не только отдельных людей, но и целые народы.

Антисемиты-фашисты не ограничились уничтожением евреев – они объявили неполноценными всех славян, а себя провозгласили высшей расой. Но на этом они не остановились. Нацисты добрались и до соотечественников, уничтожив всех гомосексуалистов, инвалидов, душевнобольных. Но им и этого было мало – в концлагерях оказались все инакомыслящие немцы.

Национализм – это человеконенавистничество, порожденное собственной несостоятельностью, это стремление выделиться посредством подавления и уничтожения других, более талантливых, энергичных и сильных.

Ну а тех евреев, которыми гордится все человечество, я называть не стану – их имена ты и сам знаешь».

До этого разговора с отцом все антисемитские выпады я принимал на свой счет. Под влиянием отца у меня сформировалась устойчивая установка на то, что я еврей – представитель носителей великой культуры, – а тех, кто пытается на основании национального признака кого-то унизить, мне просто жалко. Это чаще всего либо ничтожные, ограниченные люди, либо те, кто не смог себя реализовать и готов обвинять в этом всех и вся, в том числе и евреев. Хотя, пожалуй, никому другому так не мешают самореализоваться, как евреям. И каков результат?

– Я давно пришел к выводу, – сказал Глеб, – что в основе характерологических признаков лежит не национальность, а культура того или иного этноса, обусловленная историей народа, географией проживания и прочим. Одна этническая группа, разделенная территориально в результате исторических катаклизмов, может родить две различные этнокультуры.

– И тому есть множество подтверждений, – оживился Костя. – У людей одной и той же национальности, но разного вероисповедания разные черты национального характера, подчас диаметрально противоположные. Я уже не говорю об этносах, разделенных географически, живущих в горной и равнинной местностях. Ментальность не наследуется, а приобретается в процессе воспитания.

***

На кафедру иностранной литературы вбежал взъерошенный Семен.

– Ты смотрел повестку дня ученого совета? – задыхаясь, спросил он Глеба.

– Нет, а что?

– А Костя тебе ничего не говорил по поводу объединения факультетов?

Поняв по глазам Глеба, что тот совершенно не понимает, о чем идет речь, Семен сунул ему в руки листок с повесткой дня очередного заседания совета института, где последним пунктом значилось: «Об объединении факультета семьи и детства с факультетом менеджмента».

Друзья бросились к Косте. Тот в самом мрачном расположении духа сидел в кресле, пустым взглядом уставившись в никуда.

– Кофе будете? – буркнул он вместо приветствия.

– Какой кофе?! – закричал Семен. – Мы только что узнали, что тебя объединяют! С какой стати, на каких условиях?

– То, что я сейчас расскажу, больше походит на фантасмагорию, но поверьте: это чистая правда! Третьего дня ректор вызвал меня к себе в кабинет и спросил: «Вы смотрели вчера новости?» – «Ну да, смотрел». – «Стало быть, вы знаете о посещении президентом театра». – «Вы о разводе? Оригинальная форма подачи информации». – «Давайте не будем обсуждать поступки нашего президента, – резко оборвал он меня. – Да и позвал я вас вовсе не за этим. Ваш факультет необходимо закрыть». – «Это почему, и какая здесь связь?» – возмутился я. «А такая, что слово “семья”, имеющее место в его названии, будет теперь действовать на всех чиновников как красная тряпка на быка. Нам не просто перестанут давать деньги, а при каждом удобном случае станут пинать – и по поводу, и без». Я не верил своим ушам. Все это походило на какой-то нелепый розыгрыш. «Не может быть, чтобы вы говорили это серьезно…» В глубине души я надеялся, что Кежаев рассмеется и скажет: «Ну что вы, конечно же нет! Я вызвал вас совсем по другому поводу». Но нет. Вместо этого ректор начал орать, что он поражен моей политической близорукостью и что я абсолютно не понимаю, как работает административная машина.