Горький запах осени

Он сам себя убеждал — мол, завтра. Завтра наберется смелости — в самом деле, терять ему нечего — и принесет заключенной клубники, черешни, кисть винограда, в зависимости от времени. Но завтра, что такое завтра для Эмы и старого доктора? Кому будет принадлежать это «завтра», для кого оно, «завтра»? Он предпочел бы, конечно, держаться надежного «вчера», о котором все уже было известно и которое не грозило никакой опасностью.

Так окончилось лето 1942 года и наступила невыразимо прекрасная, пышная осень.

Пачка фотокопий в желтом большом конверте, почтовые открытки, какие-то заметки — все это заключено в твердую синюю папку, какими дети пользуются для школьных рисунков. Папка аккуратно завязана тесемками, и на ней самая простая этикетка, как на школьных тетрадях. Но как было бы невообразимо прекрасно, если бы эта папка содержала рисунки — натюрморты с яблоками, с обыкновенными осенними листьями или тюльпанами в модранском кувшине! Однако на школьной этикетке читаем написанное твердым, даже излишне четким почерком — и почему-то готическим шрифтом — ЭМА ФЛИДЕР, а ниже рукой самой Эмы означен телефон и имя «Ирена» — это уже латинскими буквами. От оформленной таким образом папки можно ждать каких угодно неожиданностей. Она лежит передо мной, такая обыкновенная, и эта обыкновенность потрясает, ибо будит воспоминания о временах, когда такое было обыкновенным. К чему слова, они не нужны, зачем говорить, я ведь знаю, папку все равно придется открыть, упорядочить, распределить эти случайно собранные документы, записи, да и к тому же нам все уже известно, и даже больше того, и оно куда беспощадней, чем нам могут поведать эти старые записи и свидетельства.

Выпускная фотография. Трогательно пустые лица двадцати или скольких-то простушек со смешными прическами, в обычных темно-синих платьях с белыми воротничками. Такие платья, возможно, опять носят, но такие лица в моду уже не войдут. Девушки кажутся старше своих восемнадцати-девятнадцати лет. Фотография Эмы с молодым человеком. Они идут по Карлову мосту, сзади видится что-то барочное. Удачный моментальный снимок, какие усердно фабриковали уличные фотографы — как-то на ходу и ловко. Зачастую люди замечали их проделки, лишь когда им в руки всовывали листочек с указанием, где, когда и за сколько можно позволить себе удовольствие приобрести фотоснимок. Зачастую его никто и не выкупал. Однако Эма, а возможно, Ладислав это сделали. По всей вероятности, происходило это весной, и у них был такой вид, словно они еще не переступили начальной поры взаимного узнавания. Блаженное время блужданий, грез, фантазий, час мотыльковых крылышек. Они идут, но каждый сам по себе. Вот вообразите: идут не так, как ходят люди, которые долго и близко знают друг друга и идут вместе. Эти шагают каждый сам по себе, самое большее, что можно сказать про них, — идут рядом. И разумеется, видно, как им хочется очаровать друг друга. Эма улыбается, Ладислав сосредоточен. Определенно решают судьбу человечества. В ту пору это было в моде среди молодежи, а возможно, это даже и не было модой. Во всяком случае, для этих двух — не было. Они воспринимали себя и мир абсолютно всерьез, подчас даже трагически. Лица у обоих — хотя их разделяет шесть лет — выглядят горестно молодыми. Такими молодыми, что и сорок лет спустя возбуждают скорее жалость, чем зависть к этому свечению.

Фотография с рождества 1945-го. Первый послевоенный год. На ней мы никого не узнаем. Приговор зондергерихта[18]. Это нас не может интересовать, и я ищу другой документ. Конечно, вот этот, здесь он. Geburtschein — Свидетельство о рождении, но не о крещении — Ладислав Флидер. Ребенок, значит, не был крещен. Мне это кажется странным, ибо знаю… нет-нет, я ничего не знаю, ничего, я всего-навсего предполагаю, что в такой семье, как Эмина, детей обычно крестили, хотя с этим актом и не связывалась ни вера, ни даже надежда на бессмертную жизнь христианской души, просто это было заведено, а люди такого типа не любят менять привычки. Итак, у меня искомые сведения о событии совершенно не радостном. 11 дня ноября месяца 1942 года у Эмы родился ребенок. Пол мужской. Отец не указан. Место рождение — Прага II, клиника медицинского факультета Карлова университета.