Горький запах осени

Нотариус, вероятно, выговорился до конца и, очнувшись от шока, понял, что в юридическом отношении весь его пыл не стоит ломаного гроша. Смотрел он на меня с сочувствием, смешанным с любопытством. Должно быть, у меня был неважный вид, он даже предложил мне воды или кофе. Я поблагодарила его. Он стал втолковывать мне, что я, как разведенная жена, согласно семейному законодательству, не имею права на наследство, но и как опекунша несовершеннолетней дочери могу от него отказаться — это, кстати, сделала и его бывшая вдова, — ибо никакие родственные узы меня с усопшим Павлом Моравеком не связывают.

— Кроме трех детей, конечно, — проронила я тихо.

— Да, кроме этих трех детей, пани, вас с ним ничего не связывает. — Потом он стукнул себя по лбу и возвестил, что есть еще совершеннолетний сын Иван Моравек, но и тот может отказаться от наследства, то бишь от долга. Правда, для этого потребовалось бы пригласить наследника сюда, чтобы он сообщил о своих намерениях. В конце концов мы согласились на том — и думаю, некоторым образом обошли инструкции, — что я не откажусь от наследства и задолженность эту погашу. Он в этой связи порядком развеселился. И надо признать, была на то причина. Вдова, собственно не будучи вдовой, платит за машину, которой уже нет и которую ее покойный муж купил своей новой жене, являющейся законной вдовой и в то же время не являющейся ею, так как вскоре после смерти мужа вышла замуж — а я-то все это долгое время думала, что они разведены. Да, поистине случай уморительный.

Надо сказать, это была не бог весть какая сумма — что-то около пяти тысяч. Выйдя из нотариальной конторы, я тут же зашла в городскую сберкассу и отослала эти деньги почтовым переводом. Могу представить себе, как неистовствовал бы сын Павел, узнай он об этом. Более года, конечно, потребуется мне, чтобы скопить эти пять тысяч, а Фран, возможно, через год-другой соберется замуж.

Я всю жизнь делала то, что вовсе не хотела делать, так пусть же это станет заключительным аккордом Надежды Томашковой, безысходно задавленной и угнетенной указующей дланью матери и жизнью с обожаемым мужем Павлом. Как же я его любила!