Горький запах осени

Тут уж я потеряла терпение, начала кричать, Фран ударилась в слезы и давай гладить мне руки, неустанно приговаривая «мамуленька моя, мамуленька моя», но меня нельзя уже было унять.

Моравковы обиженно собрались, посадили ребенка в машину и умчались. Даже по вихляющему заду машины было ясно, как они злобствуют. Фран и то не предложили подвезти до Пльзени. Словом, расплевались с нами, но, пожалуй, это даже к лучшему. Фран уехала обычным автобусом. Я здесь одна и никак не могу успокоиться, трясусь вся. Завтра меня, конечно, будет мучить, что я не сдержалась. Можно было, наверно, овладеть собой и как-то попытаться им все объяснить. Я, конечно, буду корить себя: мол, для единственного сына не нашлось необходимых ему двадцати тысяч, и я уже второй раз отказалась воспитывать его детей, тогда как теперь это стало даже предусмотренной законом обязанностью каждой порядочной бабушки. Ну виноват ли он, что отец кончил так, как кончил, и был таким, каким был? А я, видно, не способна устроиться в жизни хотя бы так, как эта Моника, продавщица, а ныне заведующая кафе-молочной. Ведь какой капиталец она собрала — и честно ли? — за эти пять лет, что они вместе. Возможно, он жалуется на меня справедливо, но что я могу поделать?

В этот вечер я поняла, что потеряла и второго сына. Он со своей женой на прямой дороге к благополучию, я не нужна ему, и, кажется, он мне тоже не нужен, хотя, конечно, я понимаю, что это дико. Павел — мой сын, и я никогда не примирюсь с тем, что случилось между нами, всегда буду считать себя виноватой, что не нашла пути к согласию.

С такими мыслями я легла в постель. За этот день я постарела на сто лет. Старая женщина, мечтающая лишь о том, чтоб не пробуждаться и ни о чем больше не знать. Но безжалостная ночь мне все возвращает назад. Здесь всегда царит мертвенная тишина — такую описывают только в романах. Зимой, весной, летом. Сейчас ранняя осень, начало октября, светит луна. Пахнет сиренью. Странно, откуда бы ей взяться, она ведь не цветет здесь даже летом, ее просто нет в этих краях, но я сейчас явственно чувствую ее аромат, чувствую его в холодной горной ночи усталого ожидания. Чего? Утра, смерти, возвращения, не знаю, слышу тяжелый запах сирени, гарь раскаленного асфальта, бензина, это пражский запах моей молодости, вкус тепловатой газировки и нетерпеливого волнения.