Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф

«Был у нас несколько лет назад, столяр один. Так вот, когда у него производство стояло ввиду отсутствия древесины, его прислали ко мне в помощь стегать матрасы. И у меня тогда работал Кучум, — земелька твой Мамай, тоже из Казани.

И скажу тебе, здоровенный парняга был, нечета тебе. Он мясо из супа у мальчишек вылавливал и ел. Этот Кучум властелином зоны решил быть. Угнетал, унижал всех, кто слабее его.

Стал он домахиваться до этого столяра, — запамятовал, как его фамилия, — не то Пшеничный, не то Мучной, — короче не важно.

Этот столяр по габаритам не уступал Кучуму, и решил твой земляк с ним злую шутку сыграть. Кинул в сапог горящий окурок столяру. Тот заорал благим матом, снял сапог, выкинул оттуда окурок. Потом молча, накинул на Кучума, — этого амбала чехол от матраса и отдубасил его сапогом за всю масть, посчитав ему все косточки. Кипятком Кучум после долго писал, зато шёлковым стал. А кличку Кучум, сам себе придумал. Его потом Стёганным стали кричать, он смирился с этим и не на кого обиды не держал. Сразу умным стал.

…У Беды ёкнуло сердце, эту историю он слышал от Юры Лба. Он решил подогреть тему и удивить слушателей:

— Юра Толокнов его фамилия дядя Миша.

Дядя Миша, ошарашенный, осведомлённостью Беды ударил себя ладонями по ляжкам, так, что очки у него свалились с носа и упали на пол.

— Правильно он самый, брат с ним родной сидел здесь, — довесок получил к своему сроку, — вспомнил дядя Миша.

— Брата Колькой звали, три года за заточку ему добавили. А Юрка на свободе недолго погулял, тоже три года после получил. Я на суде у него присутствовал. Мы росли вместе в одном дворе. Его в городе все уважают. Сейчас он на свободе, на нелегальном положении находится.

— Да, вот тебе и кум Фенюшкин, — качал головой дядя Миша — Мамай, подыми мне окуляры? — он показал Шамилю на пол, где валялись очки.

Тот, не вставая со стула, согнул спину в дугу и протянул дяде Мише очки.

— Мамайка, ты понял, на какую косу можешь налететь? — спросил дядя Миша и вновь, но уже специально уронил очки на пол.

— Дух подай мне окуляры? — приказным тоном сказал он. Беда повернулся к нему лицом, положил подбородок на спинку стула и, не делая ни каких лишних движений, уставился на мастера.

Дядя Миша молчал, внимательно смотрел на безмятежного Сергея и показывал пальцем в пол, где валялись очки.

— Служить я рад, да прислуживать противно, — выдал ему Вовка книжную цитату.

— Видишь Мамайка, я тебя смог наклонить, а его нет. Да он тебя в бараний рог согнёт, и чихнуть не успеешь. Одумайся — милай? Я тебя жизни учу!

— Дядя Миша хорош, затравки устраивать? — обиженно произнёс Шамиль, — не то я брошу работу и уйду в корпус, — вполне серьёзно заявил Шамиль.

В мастерской воцарилась тишина. Дядя Миша поднял голову

кверху и сильным басом запел:

Там врагу заслон поставлен прочный,
Там стоит, отважен и силён,
У границ земли дальневосточной
Броневой ударный батальон.

Дядя Миша пел, обнажая три своих редких зуба и сам себе, дирижируя руками. В мастерской раздался смех. Шамиль тоже смеялся. По трубам и по стене из бани начали сильно стучать, требуя прекратить пение. Но дядя Миша призывая своих питомцев подтянуть ему, продолжал уже со всеми вместе.

Там живут и песня в том порука —
Нерушимой крепкою семьёй
Три танкиста — три весёлых друга —
Экипаж машины боевой

— Шаляпин беззубый и нечесаный, — раздавался за стеной, голос тёти Тани, — уймёшься ты, когда или нет?

— Им там значит можно салям малейкум петь, а нам боевую песню, красноармейскую нельзя, — специально громко говорил он, чтобы его за стеной слышали. — Я им пойду сейчас разгон устрою, — слез он со стола.

Дядя Миша зашёл в кладовку, выпил сто грамм и пошел в баню. Оттуда он привёл Монсура с гармошкой. Усадив на свой стол, заставил того играть военные песни.

Монсур играл ему и Землянку, с Тёмной ночью и Смуглянку, с Синим платочком, но в каждой его русской музыке отражался явный татарский акцент, по которому и подстраивался дядя Миша, и из известных любимых народом популярных военных хитов у них получилась русско — татарское азу. Допевшись до хрипоты, дядя Миша назвал Монсура татарским Бетховеном, пообещав сшить ему к освобождению модные брюки.

Всех из мастерской в этот день он распустил на полтора часа раньше положенного. Закрыл её на замок и пошёл в сторону вахты.

Ямщики на подставе

Шло время. Беда полностью освоился к жизни в колонии.

Он, как и предрекал ему Юрка, получил положняк, вскоре после контр разговора с Шамилём.

О том, что Беда, находится на положняке в отряде, Шамиль узнал в этот же день и к Беде относиться стал с осторожностью. На рожон не лез и грубостей больше не говорил.

Беду такая позиция устраивала, но на сближение с Шамилём он не шёл. Анти — симпатия к этому парню была неистребима, тоже самое чувство, было и у Шамиля.