Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф

…Казанская команда постепенно отходила от своего лидера. Обратив внимание, что им может противостоять многочисленная дружная группа колонистов, которая отличалась от всех своей сплочённостью и показным бесстрашием, татары сами по себе ушли в тень. Было несколько не больших стычек, куда стеклись все друзья Беды. С таким дружным и численным превосходством они могли за считанные минуты погасить любую бучу.

К Беде тянулись все. К нему постоянно приходили в гости пацаны с других отрядов, усаживались у него в пролёте, пили чай или кофе, затем шли толпой гулять.

То, что свежий колонист Беда вступил в привилегированное положение, не ушло от зорких глаз администрации колонии.

Они его не трогали и не придирались по мелочам, как это делали с другими колонистами. Ощущался миролюбивый климат в колонии, которому все были рады. Незаметно прекратились беспочвенные драки и наглое отбирание посылок с передачами. Администрации это было на руку, и атмосфера в колонии их устраивала.

Один только опер, по фамилии Фенюшкин, с подозрением относился к Беде и при встрече ему говорил:

— Беда, ты сколько хочешь можешь воспитателю своему втюхивать свою дворянскую порядочность, а мне ты на уши ничего не повесишь. Может ты и артист, но на сцене, а в жизни ты злодей. О твоих лицедейских перевоплощениях мне известно. Для меня такая категория людей является самой опасной в колонии. Потому что не знаешь, что от них ждать. Если ты на свободе дружил с такими типами, как Толокновы, то ты парень гнилой. Они и их окружение не может быть порядочным обществом. И мне не нравиться, что ты так быстро на трон забрался. Такого в природе не бывает, чтобы за короткий срок ты разучился сапоги в отделении снимать. Мне это в корне не нравится, и поэтому камеру в изоляторе я для тебя персональную заготовил.

Беда слушал его и в душе смеялся над его показушными сведениями, которые он получал от осведомителей.

— Я артистом был не на сцене, а на сценической площадке.

В жизни я тоже артист, но не злобный, каким вы меня себе представляете. Жизнь это большая игра, без которой человек опускается в бытовую скуку. Я например, никогда не думаю сколько кусочков сахара положить себе в чай два или три. Я никогда не стою перед выбором между покупкой книги и банкой консервов. Мне такая жизнь не нравится, так, как чай я могу выпить с наслаждением и без сахара и книгу на банку тюльки ни за что не променяю. И напрасно вы на меня бочку катите. Я веду себя прилежно, внутренний распорядок не нарушаю, учусь и работаю хорошо. В корпусе и на зоне порядок стал. Вижу по вашим словам, что это вам не совсем нравится, — иронически заметил Беда. — А то, что вам доложили, что я не снимаю сапоги в отделении, эту льготу я получил за мои больные ноги, но если хотите посмотреть на меня в тапочках, заходите, сегодня вечером и вы убедитесь, что тот, кто вам рассказал про Толокновых, вводит вас в заблуждение. Я с этими братьями никогда не дружил по той причине, что они значительно старше меня. Жил в одном дворе с ними вот и всё. У них была большая семья, и им всем миром оказывали разную помощь и мои родители в том числе.

Выслушав длинную речь Беды, кум Фенюшкин мотая отрицательно головой, пронзил Беду проницательным взглядом и сказал:

— Хоть убей меня Беда, но тебе я не верю, ни на грош.

— Тогда вам фамилию надо поменять срочно, — улыбнулся Беда.

— Как это поменять? — недоумённо спросил кум.

— Фомин возьмите себе фамилию, — посоветовал Беда.

— Это, кто ещё такой, знаменитый сыщик, наверное, какой?

— Нет, это русский композитор, Евстигней Фомин, который оперу написал «Ямщики на подставе»

— Я музыку терпеть не могу, тем более оперу, — и он, погрозив Беде пальцем, махнув своей широкой шинелью, щегольской походкой пошёл на вахту.

Беда под фамилией Фомин, подразумевал святого апостола Фому неверующего, и его подрывало высказать свою мысль, но сказать ему не решился. После этого его бы точно называли не кум Феня, а кум Фома. Он бы счёл это за оскорбление и поместил Беду в изолятор. Поэтому Сергей спешно перевёл стрелки на русского композитора.

Шмон

На работе Беда достиг бешенного прогресса. Дядя Миша заметив в Беде способности, научил его операциям, которые выполняются высококвалифицированными мастерами. Он мог самостоятельно пошить выкроенные брюки. Мастер не знал, что на свободе Сергей шил брюки не только себе, но и своим друзьям. Дядя Миша приносил ему иногда свои заказы, которые он принимал на гражданке и поручал Беде обшивать его заказчиков. За четыре часа он сдавал мастеру двое брюк.

На следующий день Беда получал за выполненную работу шмат сала или колбасы, масло и что — то из сладкого.

Дядя Миша предупредил Сергея, чтобы о поступлениях продуктов никто из его близких друзей не знал:

— Верить здесь никому нельзя. Особенно Мамаю, — так всегда он называл Шамиля.

— А с Шамилём меня здесь ничего не связывает, — объяснял ему Беда. — Вы же видите, я с ним не разговариваю, но парень он надеюсь не болтливый, к блатным себя причисляет вроде.