Горная долина

Последующие визиты двух нотохана убедили меня в том, что он ошибался. Визиты братьев преследовали лишь одну цель — договориться о приемлемом выкупе за их сестру. Я не улавливал тонкостей торговли, кроме тех случаев, когда она непосредственно касалась меня, а здесь от церемоний приходилось отказываться из-за чисто языковых трудностей, которые вынуждали братьев формулировать свои требования с прямотой, которой они, вероятно, избегали в переговорах с жителями Сусуроки. По крайней мере старший из братьев без всякой щепетильности указывал объем моего вклада, намного превышавший то скромное обязательство, которое я взял на себя. Хотя я плохо ориентировался в ситуации, моя позиция стала более твердой, когда я увидел, как относятся к происходящему жители Сусуроки. Было ясно, что у них поведение нотохана вызывает неудовольствие. Они обращались с гостями достаточно вежливо, но временами допускали резкость, которую я обычно улавливал в их голосах после ухода гостей. Я слушал их, и у меня возникало впечатление, что они подозревают нотохана в стремлении как-то обвести их вокруг пальца, и, хотя никто не говорил со мной об этом, мне казалось, что каким-то образом я вовлечен во все эти дела.

Шли месяцы, и, по мере того как я ближе знакомился с жителями деревни, я начал проводить меньше времени с Макисом, находя других собеседников, более подходивших мне по характеру. Кроме тех случаев, когда в деревню приходили братья Гума’е, его дела интересовали меня не больше, чем дела других жителей Сусуроки. Поэтому прошло два дня, прежде чем я заметил исчезновение Гума’е (и то лишь, когда мне об этом сказали).

Я был на отроге вместе с мальчиком по имени Асемо и вдруг услышал, что нам кричат что-то со стороны Сусуроки. Пока Асемо прислушивался, я понял, что речь идет о нас. Асемо прокричал что-то в ответ, а мне сказал только, что я нужен Макису. Я попытался узнать через него, зачем именно. Он несколько раз спросил об этом, но ответ был один: Макис ждет меня. Я отказался от намеченной работы и через Гохаджаку отправился домой.

Когда я пришел, было еще довольно рано и, кроме Макиса, сидевшего у моей хижины, на улице никого не было. Насколько я помню, он не обнаруживал особого беспокойства, хотя, как только он заговорил, я сразу же понял, что только сильное волнение могло заставить его сделать мне предложение, находившееся в вопиющем противоречии с обычаем. Гума’е рожала — и он хотел, чтобы я пошел к ней. Поскольку мужчины никогда не присутствовали при родах, я понял, что здесь что-то неладно, и спросил, когда начались схватки. Он ответил неопределенно, что дня два назад.

Я круглый невежда в медицине, особенно в тех ее вопросах, которые были существенны для данной ситуации. Однако два дня казались мне непомерно долгим сроком для родов, и я чувствовал, что необходимы какие-то действия, хотя прекрасно знал, что сам я сделать почти ничего не смогу.

Шагая за Макисом, я был так обеспокоен, что почти не обращал внимания, куда он меня ведет. Мы пошли по тропинке к реке, обогнули огород Готоме и свернули под деревья, которые нависли над нижними террасами. Бесшумно ступали мы по узкой тропинке, окаймляемой кротонами с отливавшими мрамором влажными листьями, которые задевали наши ноги. Макис ускорил шаг, его темная фигура почти потерялась в тени впереди меня, а стремительность движений усилила мое беспокойство. Отрог, поднимавшийся над нами, исчез за кронами деревьев. Селение было так далеко от окружавшей меня тишины, что, казалось, я не застану его на прежнем месте, когда вновь вернусь на опушку.

С момента выхода из деревни Макис не произнес ни слова. Я хотел было спросить, как отнесутся сородичи к его поступку, но отказался от этого намерения, слишком занятый собственной ролью, чтобы ставить под вопрос его право пренебречь обычаем.

Через полчаса мы очутились на берегу ручья. Я шел на несколько шагов позади, когда он остановился между деревьями и посторонился, чтобы дать мне место. Этого уголка я раньше не видел — небольшая заводь под невысокими скалами, поросшими папоротником и ползучими растениями. Здесь царила глубокая тень, а темно-зеленая вода, казалось, не имела ничего общего с потоком, пронизанным белым светом, который несся по каменистому ложу. Журчание ручья глохло в ветвях, почти полностью отгородивших от него заводь. Макис сел на корточки, показав жестом, что мы достигли места назначения.