Горная долина

Однако за красивой внешностью скрывались черты, отнюдь не приводившие меня в восторг. Со старшими он вел себя осмотрительно, всегда оказывал им должное уважение, со мной был вежлив, работал прилежно. Но среди сверстников и младших мальчиков он становился иным человеком. Сочетание смазливой внешности, самодовольства и претензий на искушенность было вопиюще безвкусным. Он воображал, что преуспел в тех сферах жизни, которые открылись для гахуку с приходом белых. С видом знатока манипулировал он моей скромной кухонной утварью и делал эффектные жесты, рассчитанные на длинноволосых мальчиков, которые молча наблюдали за ним, восхищаясь его властью над этими загадочными вещами. К мальчикам он относился требовательно и высокомерно. Даже когда он склонялся над огнем или клал пищу мне на тарелку, его движения были рассчитаны на внешний эффект.

Лучший друг Лотувы — Хунехуне производил совсем иное впечатление. Как и всех остальных юношей, работавших у меня, его рекомендовал Лотува. Они были примерно одного возраста — не старше двадцати одного года. Ростом Хунехуне был ниже Лотувы, внешность у него была самая обычная, но он обладал привлекательными чертами, которых не было у других. Его приятное открытое лицо, обычно серьезное, иногда освещалось медленно расцветавшей улыбкой, в которой был он весь. Она говорила о способности Хунехуне с юмором относиться к себе и очень располагала меня к юноше. Он начал работать как первый помощник Лотувы, но потом занял его место. Хотя у него не было опыта его друга, со своими обязанностями он справлялся достаточно хорошо. У него оставалось много свободного времени, и в те дни, когда я работал дома и мы с ним оставались одни в деревне, я слышал, как он тихонько напевает на кухне. Постепенно голос его начинал прерываться, становился сонным, и в конце концов замолкал, когда жара наваливалась всей своей тяжестью. На мой зов он являлся с заспанным лицом, и выражение его глаз, пытавшихся вернуться ко мне и моим нуждам, заставляло меня забыть, что второй завтрак опаздывает на два часа. Медлительность его движений часто была испытанием моего терпения, но, когда я решал, что настало время поговорить с ним, его извиняющееся, лучащееся мягким юмором лицо обезоруживало меня. К тому же опоздания Хунехуне не имели большого значения для меня, я даже был ему за них благодарен, так как испытывал облегчение, пренебрегая распорядком, принадлежащим другому миру и другой жизни. Постепенно я привязался к Хунехуне не меньше, чем к Макису или Асемо.

Хасу был самым высоким из юношей — ростом около пяти футов одиннадцати дюймов. Его сложение соответствовало росту. Он был темнее Лотувы, с сильным, но довольно угрюмым лицом, говорившим о том, что характер у его обладателя не из легких. Он не был так серьезен, как Хуторно, но держался в стороне от общего веселья, часто царившего в моей кухне.

На деревенской улице он играл с молчаливым ожесточением. В его воле к победе во что бы то ни стало чувствовалась та же ярость, с которой его рука ударяла мальчика помоложе, если тот мешал ему. Он был младшим сыном Сесекуме — старика, приближавшегося к концу своей активной жизни. Патрицианское лицо Сесекуме, заключенное в рамку короткой седой бороды, говорило о его успехах в прошлом и о том, что он и сейчас пользуется почетом. Сесекуме был одним из старейшин озахадзуха. Сходство Хасу с Сесекуме нарушалось тем, что на лице сына было выражение жестокости, своенравия и задиристости, характерное для людей типа Гапирихи. Хотя молодость смягчала черты «сильного» человека, не увидеть их было невозможно. Хасу часто уединялся и неохотно выполнял приказы Лотувы, крайне недовольный тем, что его сверстник командует им. Судя по всему, он был склонен считаться лишь с собственными интересами, и в нем можно было уже разглядеть характерное для взрослых пренебрежение к силе убеждения. В другие времена он мог завоевать большое уважение, но наверняка не заручился бы последователями, так как сильная воля не сочеталась у него с чутьем, отличавшим Макиса и ему подобных.

Хуторно был младшим сыном Гихигуте из рода озахадзуха. У юноши был крупный рот, темная кожа и стройная фигура, как у отца, но на этом сходство кончалось. Он был разговорчивее Хасу, не держал себя так независимо и высокомерно, но больше в его характере не было ничего, что говорило бы в его пользу. Угрюмый и медлительный, он неохотно выполнял мои немногочисленные просьбы и манкировал обязанностями, чтобы иметь возможность устраивать свои дела за пределами деревни. Когда он вернулся после одной из частых отлучек, озлобленное выражение его лица усилило мое раздражение настолько, что я чуть не взорвался. Замечания, однако, не действовали на Хуторно, и я начал избегать его.