Горная хижина

РАЗНЫЕ ПЕСНИ

(155)

Из десяти песен о непостоянстве бытия[36]

"Светло — спокойно
Я б умереть хотел!" —
Мелькнуло в мыслях,
И тотчас сердце мое
Откликнулось эхом: "Да!"

(156)

Когда я посетил Митиноку[37], то увидел высокий могильный холм посреди поля. Спросил я, кто покоится здесь. Мне ответствовали: "Это могила некоего тюдзе". — "Но какого именно тюдзе?" — "Санэката-асон", — поведали мне. Стояла зима, смутно белела занесенная инеем трава сусуки, и я помыслил с печалью:

Нетленное имя!
Вот все, что ты на земле
Сберег и оставил.
Сухие стебли травы
Единственный памятный дар.

(157)

Совершая паломничество в Митиноку, я остановился на заставе Сиракава. Не оттого ли сильнее обычного заворожила меня печальная красота луны? Ноин, когда это было? — сказал, возвратясь сюда: "Ветер осени свищет теперь…" Вот что вспомнилось мне, и в тоске сожалений [о покинутой столице] начертал я на столбе сторожевых ворот:

На заставе Сиракава[38]
Лучи сочатся сквозь кровлю.
О, этот лунный свет!
Словно сердце мое
Он неволит: останься!

(158)

Песня разлуки, сложенная по случаю отъезда одного из моих друзей в край Митиноку

Если уедешь вдаль,
То, даже луну ожидая,
Я буду глядеть с тоской
На восток, в сторону Адзума[39]

,На вечернее темное небо.

(159)

Сочинено мною, когда на горе Коя[40] слагали стихи на тему: "Голос воды глубокой ночью"

Заблудились звуки.
Лишь буря шумела в окне,
Но умолк ее голос.
О том, что сгущается ночь,
Поведал ропот воды.

(160)

Стихи, сложенные мною, когда я посетил край Адзума

Разве подумать я мог,
Что вновь через эти горы
Пойду на старости лет?
Вершины жизни моей —
Сая-но Накаяма[41]

.

(161)

Порою заметишь вдруг:
Пыль затемнила зеркало,
Сиявшее чистотой.
Вот он, открылся глазам
Образ нашего мира!

(162)

Непрочен наш мир.
И я из той же породы
Вишневых цветов.
Все на ветру облетают,
Скрыться… Бежать… Но куда?

(163)

Меркнет мой свет.
Заполонила думы
Старость моя.
А там, вдалеке, луна
Уже идет на закат.

(164)

Возле заглохшего поля
На одиноком дереве
Слышен в сумерках голос:
Голубь друзей зовет.
Мрачный, зловещий вечер.

(165)

Когда я шел в край Адзума, чтобы предаться делам подвижничества, я сложил стихи при виде горы Фудзи

Стелется по ветру
Дым над вершиной Фудзи.
В небо уносится
И пропадает бесследно,
Словно кажет мне путь.

(166)

Не помечая тропы,
Все глубже и глубже в горы
Буду я уходить.
Но есть ли на свете место,
Где горьких вестей не услышу?

(167)

Когда бы в горном селе
Друг у меня нашелся,
Презревший суетный мир!
Поговорить бы о прошлом,
Столь бедственно прожитом!

(168)

Берег залива.
Среди молчаливых ветвей
Засохших сосен
Ветер перенимает
Голос морской волны.

(169)

Тоскую лишь о былом,
Тогда любили прекрасное
Отзывчивые сердца.
Я зажился. Невесело
Стареть в этом мрачном мире.

(170)

В "Старом селенье"[42]
Куда он дошел, чернобыльник?
До самого дома?
Но гуще всего разросся
В давно одичалом саду.

(171)

Не узнаю столицы.
Такой ли я видел ее?
До чего потускнела!
Куда же сокрылись они,
Люди былых времен?

(172)

Внезапный ветер
Сломает хрупкие листья
Банановой пальмы,
Развеет… Неверной судьбе
Могу ли еще вверяться?

(173)