Горные орлы

Акинф работал в сушильне. Герасим Андреич зашел к нему. Ценная партия рогов ненадолго рассеяла злобное настроение Петухова Стоимость собранного «пантового урожая» была очень значительна, она одна превышала годичный доход многих средних земледельческих колхозов в европейской части Союза, и все-таки Герасиму Андреичу казалось, что словно он потерял что-то, словно его ограбили. Он ходил, слонялся из угла в угол, заранее уверенный, что потерянного не вернешь. Только под вечер собрался в деревню. И, уже сев на лошадь, дольше обычного оправлялся на седле, разбирал поводья, потом негромко спросил Овечкина:

— Мне кажется, Акинф Фалеич, что цену за маралов они кладут середнюю?

Председатель хорошо знал, что совхоз, отбирая рослых маралов, дал за них самую высокую цену, но ему хотелось, чтобы Акинф подтвердил его предположение о средней цене. Овечкин понял Петухова.

— Как сказать, Герасим Андреич, — замялся Акинф. — Оно конечно, но и, по-моему, ровно бы цена не особо завидная. Уж больно звери сортовые…

— Вот я и говорю, — обрадовался Петухов. — Раз цена середняя — значит и зверей середних… Ты там знаешь, эту маралуху глазастую и быка, как его, запамятовал… — Герасим Петухов выразительно махнул рукой. — Какой черт их, кроме нас с тобой, доподлинно разберет… Хотя бы и зоотехник, подумаешь, тоже птица! Мало ли у нас яловых жирных маралух, и бычишка сходственный есть — буланенький, тот…

Овечкин понимающе улыбнулся.

Успокоенный председатель уехал.

На заседании партийной группы была мертвая тишина. Собрались все, а Вениамин Ильич все еще не поднимал от бумаг своей круглой, коротко остриженной головы.

Коммунисты избегали смотреть друг на друга. Один Герасим Петухов держался развязно. Непринужденно развалившись на стуле, он пытался даже улыбаться. Но все отлично понимали, что председатель только «делает вид». Причину экстренного созыва коммунисты знали. Вопрос для всех был совершенно ясен, и все-таки все жались к стене, боясь неосторожно двинуть ногой.

— Товарищи, вы знаете, я не люблю красно говорить, — горячий от возбуждения Татуров закусил губу. — Но ведь тоже… куда нас ведет наша великая партия — это же, товарищи коммунисты, надо понимать и головой и душой… Это… Только самый отсталый да заклятый классовый враг этого не понимает… не содействует… — Вениамин непривычно запинался, останавливался. — А вот, оказывается, нашей родной власти свои же люди препятствия чинят…

Татуров вдруг повернулся прямо к Петухову и устремил на него поблескивающие яростью серые глаза.

— С хлебосдачей, я открыто скажу, обманул государство: хлеб сдал чрезмерно влажный. Сошло с рук. С некондиционным маслом сорвалось. Теперь яловых маралух совхозу на племя подсунул. Стыдно за такого коммуниста! Чем такой человек отличается от довоенного… то есть доколхозного, — поправился Татуров, — алчного мужика?

Герасим Андреич, как от удара в лицо, откинулся к стенке.

— А об ком я заботился? Не об увеличении ли доходности колхоза? — тихо сказал Герасим Андреич, пока передыхал Татуров. Об этом он собирался крикнуть во весь голос и сам не знал, почему так тихо выговорились слова защиты.

— А что в статье об доходности колхоза сказано?.. — Герасим Андреич вынул из кармана газету.

— Ты читал только, что тебе к твоим мыслям подходило. А рядом, в этой же статье… — Вениамин Татуров взял у него газету и громко прочел: — «Мы мало еще политически поднимаем колхозника со ступеньки на ступеньку, наряду с улучшением хозяйствования в колхозах…» Вот! Речь идет о колхознике, рядовом колхознике. А ты ведь, Герасим Андреич, до сегодняшнего дня председателем был. Повторяю — был. Но для руководства колхозом на сегодня оказался мелким и узким, — снова в упор стал смотреть на Петухова Вениамин Ильич, испытывая чувство стыда и неловкости за близкого человека. — Тебе бы только деньги в колхозную кубышку прятать, а то не понимаешь, что, пущенные в строительство, в машины, в большое дело, они в ближайшие же годы утроят нашу доходность.

Вопрос о снятии тебя, который мы поставим на колхозном собрании, согласован с райкомом… — в раздражении скомкал Татуров конец своей речи и сел с нахмуренным, мрачным лицом.

К удивлению всех партийцев, от слова Герасим Андреич отказался. И снова в комнате нависла тяжелая тишина. Все ждали резкого ответного выступления, а председатель поднялся со стула, втянул голову в плечи и, шатаясь, вышел из комнаты. В этот момент надолго всем запомнилось меловое его лицо.

И после ухода Герасима никто не выступил. Татуров предложил резолюцию:

«Предупредить. На общем собрании колхоза поставить вопрос о снятии с должности председателя».

Никто не возражал.

— Ну, а кого же мы будем рекомендовать общему собранию? — вновь поднялся и задал вопрос Вениамин Ильич.

Для себя он давно уже решил его и с волнением ждал, что скажут товарищи.

— Адуева!

— Селифона Абакумыча!

— Селифона Абакумыча!.. — вдруг разом закричали и мужчины и женщины.

Татуров удовлетворенно вздохнул.

19