Город Антонеску. Книга 1

Вся семья Гиммельфарб благополучно добралась до Мариуполя.

Ну а как же рабочие завода им. Октябрьской революции?

Те, которые тоже должны были плыть на «Фабрициусе», но не смогли, так как выделенные им эвакоталоны были проданы?

Не волнуйтесь!.. Товарищ Холодов о них позаботился.

Он организовал конный обоз, и все, кто не попал на «Фабрициус», покинули город по Николаевской дороге.

Об этом тяжелейшем пути – около 600 километров по выжженной солнцем степи, где не было даже кустика, чтобы спрятаться от бомбежки, рассказала нам ехавшая в этом обозе 13-летняя дочь одного из инженеров завода, Белла Кердман.

Большая часть эвакуированных из Одессы прежде всего попала в Мариуполь.

Мариуполь…

Небольшой рабочий городок на Азовском море.

Неказистые одноэтажные домики, день и ночь «опаленные» багровыми сполохами доменных печей завода «Азовсталь».

Когда-то, в давние времена, на месте Мариуполя было греческое поселение, и именно здесь в 1841 году в семье бедного сапожника-грека родился один из самых загадочных русских художников – Архип Куинджи.

Наплыв специфической одесской публики, видимо, произвел «сильное впечатление» на рабочий люд Мариуполя и вызвал определенную реакцию.

Были даже отдельные «сознательные» граждане, которые, вспомнив уникальную лексику 1937-го, «почли своим долгом сигнализировать о безобразном поведении беженцев и требовать их… беженцев!.. беспощадно уничтожать»[67].

ИЗ ПИСЬМА К ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ

Дорогой Иосиф Виссарионович!

Перед нашей страной нависла угроза германского фашизма, вероломно напавшего на нашу родину. Мы, советские патриоты, отомстим германскому фашизму за кровь наших братьев, жен и детей.

Но есть ряд партийных и советских организаций, которые не учли важности данной обстановки и создают панику внутри страны…

Много работников торгующих и финансово-банковских организаций гор. Одессы, не отчитавшиеся перед своими организациями и не получившие путевки на выезд, ограбив магазины и другие учреждения, первым делом умчались на машинах в гор. Мариуполь.

Ряд случаев, когда в Мариуполе у беженцев из Одессы обнаруживали по 20–30 и больше тысяч рублей денег.

Ведь такие деньги честным путем иметь нельзя…

Много людей, бежавших оттуда, бродит без учета.

Приехав в Мариуполь, они кричат во все горло – мы пострадавшие, мы беженцы, а этим моментом по спекулятивным ценам продают на рынке.

Вот таких людей… надо беспощадно уничтожать…

Если я этим письмом нанес политическую ошибку, то пусть советский закон покарает меня жестоко.

18 августа 1941 г. И. Ковалев

[Уникальная лексика доноса сохранена. – Авт.]

В своем отношении к эвакуированным Иван Ковалев не одинок – многие местные жители чувствовали так же или примерно так же.

И это даже можно понять и объяснить экстремальными условиями, в каких они оказались.

Отцы, сыновья на фронте.

Матери, жены в цехах заводов.

Дети голодные, беспризорные.

А тут еще, понимаете, «понаехали».

От фронта спасаются.

Да еще с большими деньгами.

Эвакуированных расселяли по клубам, по школам, но и местное население «уплотняли», подселив приезжих в их и без этого тесные квартирки.

Именно эти, так сказать, объективные, материально-бытовые причины, замешанные на естественной ксенофобии, определяли отношение к приезжим.

А вот что касается еврейской прослойки эвакуированных, то здесь дело обстояло хуже. В дополнение к материально-бытовым причинам, в дополнение к обычному подозрительному отношению к чужакам, здесь начинала действовать и генетическая юдофобия, получившая в последнее время «подпитку» со стороны гитлеровской расовой идеологии и легитимацию со стороны сталинской национальной политики.

О том, что пришлось пережить им в эвакуации, бывшие еврейские дети предпочитают не вспоминать, удерживая в памяти редкие добрые минуты: там кто-то погладил мальца по головке, там, где-то, дали голодной девчушке кусочек сахара.