Город Антонеску. Книга 1

А «Ворошилов» почти до утра дрейфовал, опасаясь двигаться дальше в темноте. И только с рассветом, после прибытия нового лоцмана, медленно двинулся на Новороссийск. В пути его обогнала «Грузия», шедшая туда же.

Сошедших с «Грузии» в Новороссийске сразу поразило то, что территория порта оцеплена. Измученные люди сгрудились на пирсе. Странная разномастная толпа: пассажиры «Грузии», имевшие все же какой-то «человеческий вид». И спасенные с «Ленина» – босые, в прилипших к телу обрывках одежды и с ужасом от пережитого в глазах.

Среди этой толпы выделялась тоненькая 18-летняя девушка – Нора Гринфельд. Она вместе с матерью эвакуировалась на «Ленине» – эвакоталоны для них достал главный врач больницы водников, доктор Раппопорт. В момент катастрофы мать и дочь были на палубе и после взрыва оказались в бурлящей воде, но обе, к счастью, прекрасно плавали.

Нору подобрала «Грузия». Среди спасенных маму она не нашла.

И тут начинается самое удивительное!

Два человека, незнакомых друг с другом, – Нора Гринфельд, многие годы живущая в Лос-Анджелесе, и Лева Киржнер, живущий на другом конце света – в Израиле, рассказали нам одну и ту же историю[63].

Лева Киржнер в ту страшную ночь на «Грузии» видел, как одна спасенная с «Ленина» женщина или девушка, не найдя здесь своей дочери или матери, с дикими криками металась по палубе и пыталась броситься в море.

Нора Гринфельд в ту страшную ночь на «Грузии», не найдя своей мамы, хотела броситься в море, чтобы спасти ее, но матросы, к счастью, не дали ей этого сделать.

А теперь, стоя в толпе спасенных на пирсе Новороссийска, Нора ждала прибытия «Ворошилова» – надеялась все-таки, что мама выплыла и ее подобрал «Ворошилов».

И вот показался «Ворошилов» – ведомый лоцманом, он медленно входил в порт. Одним из стоящих на его палубе одесситов был старый друг семьи Гринфельд, профессор Миша Ясиновский. Узнав среди сгрудившихся на пирсе полуголую фигурку Норы, он закричал: «Но-ра! Но-роч-ка! Мама здесь! Мама жива!»

А еще через два часа, здесь же, на пирсе Новороссийска, среди расступившейся… в знак уважения к минуте!.. толпы, мать и дочь плакали в объятьях друг друга.

И кто знает, чего было больше в этих слезах – счастья или горя…

«Статус» эвакуированных

Гибель «Ленина» произвела тяжелое впечатление на одесситов.

Все теперь только об этом и говорили. Спорили, что же все-таки «лучше»: оставаться или уезжать?

Профессор Боровой: «Больше тревожило другое: уезжать или ждать – чего? В те дни с нами почти не расставался наш приятель Сева Розенберг… Розенберг строил планы, как наиболее разумно выехать из Одессы.

Железной дорогой? – Он считал, что это опасно – поезда обстреливаются.

О море он тоже слышать не хотел – потопят.

И у него родился совершенно нелепый план. Достать подводу, на которой осторожно выбираться из опасного района. Он говорил, что у него намечается реальная договоренность, и уговаривал нас присоединиться к нему. Конечно, я решительно отклонил этот план…

А бедный Сева так и не уехал. Он остался и, конечно, погиб».

Сева Розенберг остался в Одессе и погиб. Он был расстрелян весной 1942 года в Тюремном замке. И так уж случилось, что последней, видевшей его в живых, скорее всего была Ролли.

В страшные дни декабря 1941-го, когда Ролли с родителями пряталась в развалке на Софиевской, Сева Розенберг, друг и коллега Таси, с риском для жизни пробрался в развалку, где получил возможность обогреться на маленькой кухоньке и съесть тарелку мамалыги.

О чем тогда говорили взрослые, Ролли не помнит. Помнит только жалкую улыбку Севы при прощании и холодный поцелуй, который он, наклонившись, оставил на ее детской щеке.

Но в июле 1941-го многие одесситы все еще не знают, что же все-таки «лучше» – оставаться или уезжать?

И даже не все обладатели эвакоталонов решаются их использовать.

Гися Бейгельмахер тоже должна была эвакуироваться на «Ворошилове» – эвакоталоны с большим трудом достал ей родственник, занимавший престижный пост директора Привоза. Она и сама, на редкость крупная, 100-килограммовая женщина, работала на Привозе мясником[64].

В назначенный для эвакуации день, погрузив все свои бебехи на огромную двухколесную тачку, Гися с тремя детьми – 3-летней Фирочкой, 11-летним Иосиком и 14-летней Людой – отправилась в порт. Но так уж случилось, что по дороге они попали под бомбежку, и Гися решила не уезжать.