Альберт слушал его, выпучив свои подслеповатые старческие глаза, и только иногда цедил сквозь зубы в адрес председателя:
Но однажды случилась беда… Альберт умер.
Все это было неожиданно и странно: вернувшись из города, куда он ходил под конвоем по каким-то своим неотложным делам, старик был в прекрасном настроении. Рассказывал Ролли сказку о храбром портняжке, болтал с Изей, намекая на свое будто бы скорое освобождение и даже напевал что-то вроде
Слухи о странной смерти портного ходили разные. У Изи на этот счет было свое мнение:
После смерти Альберта «чизмарь» остался в подсобке один, и капитан Атанасиу, вопреки всем существующим нормам и правилам, перевел в эту камеру Тасю и Ролли.
Теперь они снова были все вместе и даже спали втроем, правда, не на кровати, а на настиле из досок, оставленном им в наследство Альбертом. Три стоящие здесь же железные кровати оставались свободными – они были предназначены для попадавших сюда время от времени «высокопоставленных» арестантов.
Однажды это был какой-то проворовавшийся румынский генерал, в другой раз прибывший из Бухареста излишне удачливый мошенник, а в третий – мальчишка-локотинент, сынок румынского аристократа, застреливший свою русскую любовницу.
При этом, никого, видимо, не смущало, что в этой подсобной камере вместе с мужчинами находится женщина и ребенок, что дверь этой камеры запирается только на ночь и что в ней постоянно толкутся и запросто общаются с арестованными солдаты гарды и прокуроры Военного Трибунала.
Ролли совсем освоилась в «Куртя».
Смешно сказать, но Румынский Военный Трибунал стал для нее родным домом. На всю дальнейшую жизнь она сохранила добрую память об этом отрезке своей странной судьбы.
Одним из самых запомнившихся ей событий было Рождество 1942 года.
Нет-нет, конечно, не потому, что это, последнее для оккупантов Рождество они отмечали как-то особенно пышно – с новогодними елками, с завезенными в город цистернами спирта, с праздничными обедами из трех блюд, которые устраивала «добрейшая» супруга примаря, домна Лючия Пыньтя для всех несчастных сирот, слепых, глухонемых и умственно отсталых…
Нет, конечно, вся эта праздничная суета до камер транзитной тюрьмы «Куртя-Марциалэ» не долетала.
Ролли запомнила Рождество просто потому, что в этот день она впервые за два с лишним месяца вышла из тюрьмы.
Уже известная вам Женька Гидулянова, та самая «подруга», которая помогла комиссару Кардашеву арестовать Тасю, выпросила у локотинента Ионеску разрешение забрать девочку к себе домой на Рождество. Родители Ролли ничего не имели против и даже наоборот обрадовались, так как в те дни еще не знали, какую постыдную роль сыграла Женька в деле о взятке.
Но почему сама Женька вдруг решила взять Ролли на Рождество?
Неужели вдруг совесть заговорила?
Неужели вдруг поняла, что по ее вине шестилетний ребенок заключен в тюрьму Военного Трибунала?
Или, быть может, ей просто захотелось взглянуть на свою ненавистную «любимую подругу» Тасю Тырмос, сброшенную с ее помощью со своего «всегдашнего пьедестала»?
Кто может разобраться в темных лабиринтах человеческой души?
Во всяком случае, именно Женька Гидулянова дала возможность Ролли выйти на несколько часов из тюрьмы и этим своим не очень понятным поступком обеспечила себе достойное место в сонме злых и добрых «теней», оставшихся в ее памяти.
Но почему именно «теней»?
Почему не людей из плоти и крови?
А потому, что Ролли видела и воспринимала этих людей, появлявшихся в ее жизни на краткий миг, только как бледные тени.
Ну посудите сами, даже о тетках, Арнаутовой и Федоренко, с которыми она прожила около четырех месяцев, ей нечего сказать, кроме того, что они были «злые». То же, в большей или меньшей степени, относится и к доброй Эмильке, закончившей свою жизнь в развалке на Софиевской. И к торговке кизяками, злой-доброй Васькиной мамке. И к старому еврею Альберту, несостоявшемуся графу де Монте Кристо. И ко многим, многим другим: солдату гарды Вьеру, по прозвищу Канешно, подполковнику Былку, по прозвищу Домнуле Лис, и, самое главное, к майору Аурелу Зембряну, с которым вы скоро познакомитесь, так как он, спасая девчонку от смерти, организует ей крещение в церкви и станет ее крестным отцом.
От Ролли: «Нет санкции на арест ребенка!»
Вот теперь я живу здесь, в «Курте».
Тетки меня все пугали и пугали, отведем тебя, говорили, в тюрьму, в «Куртю-Марциалу», туда, где всем жидам место, будешь знать.
А на самом деле здесь совсем не страшно.