Город без войны

Сашка поплёлся к указанной двери, прочитал табличку:  «Старший следователь Отдела Особых преступлений Ян Щетинкин»… Симпатичный открыл дверь и пропустил Сашку вперёд. В кабинете был полумрак, однако Сашка разглядел заваленный бумагами стол, мягкий стул за ним и твёрдый, обитый черной клеёнкой табурет, прямо около себя. Вдоль стены помещался шкаф с картонными папками внутри, выкрашенный голубой краской сейф и маленький холодильник на кривоногой тумбочке. На холодильнике висел портрет Главы, вырезанный из календаря за прошлый год. Такой календарь всегда вешали в казарме Корпуса над местом дежурного. Ещё один портрет Главы, но уже нормальных размеров, помещался в вытертой позолоченной рамке над столом следователя. Под цвет этой рамки были и узоры на задёрнутых шторах: бледно-золотые ромбы на изрядно полинявшем зелёном фоне.

– Садитесь, – симпатичный указал Сашке на табурет, а сам стал снимать пальто.

Сашка сел. Следователь повесил пальто на гвоздик за дверью, устало вздохнул, уселся за стол напротив и попы­тался включить настольную лампу. Лампа не включилась. «Опять, свиньи, свет вырубили», – обругал он кого-то тихо и, открыв холодильник, понюхал мясо на бутер­броде. Видимо, запах вполне удовлетворил его, и симпатичный с удовольствием принялся же­вать свой завтрак.

– Ну, что же, господин штурмовик, – сказал он наевшись, и сделал паузу. – Ерхов Александр, как я припоминаю. Я – Ян Щетинкин, следователь УБ. И сразу хочу сказать, что дела Ваши совершенно хреновы. Боюсь даже, что по тяжести вменяемых Вам деяний завтра Вас просто расстреляют, и мы не успеем как следует пообщаться. Ну да ладно. Вас ещё может спасти чистосердечное признание.

Сашка сидел, впав в какой-то ступор, и не в силах пошевелиться не то от страха, не то от неожиданности. Никак не предполагал он такого утра. Следователь же поднялся со стула и, подойдя к окну, отдёрнул одну штору, отчего в кабинете стало светлее, а на шторе остались пятна от его жирных рук, и полез за документами в сейф. Покопав­шись в нём, Щетинкин вытащил тонкую папочку. Посмотрев на содержимое папки с некото­рой неприязнью, он перевёл взгляд на Сашку:

– Хотите что-то сказать?

– Я не виноват, – сказал Сашка.

– У Вас, видимо, плохая память? – осведомился Щетинкин. – Знаете, у нас бывают люди с плохой памятью. У половины она налаживается самостоятельно, половину банально бьют. Лично я надеюсь на лучшее и Вам советую вспомнить. Вообще мы могли бы Вас сразу расстрелять, так, для очистки совести. На Ваше счастье, мы живём не в Энске, а в цивилизованном городе. За это надо ценить, и беречь наш город и защищать, а не наоборот. А то вот сейчас позову человека, он выведет Вас во двор и ага. А может сначала стоит всю Вашу бригаду расстрелять? За пособничество. Как думаете?

– В чём я виноват? – тихо спросил Сашка.

– Ой, в чём только не виноваты, – усмехнулся Щетинкин. – Начиная с того момента, как Ваш лучший друг покинул город с целью измены. Тогда от нашей службы Вы чудным образом отмазались, или Вас отмазали. Это уже теперь не так важно. Тогда и подумать никто не мог, что Вы договорились с господином Ясновым принять его, когда он вернётся…

– Мы ни о чём не договаривались, – сказал Сашка. Теперь всё было понятно. Илью действительно задержали. В городе и, скорее всего, с обрезом в руках. Если так, то никакое признание Сашку спасти уже не сможет, нечего и надеяться.

– Не договаривались? – Щетинкин сделал удивлённые глаза. – Да ну? И зачем же тогда Вы его в город привезли? А? Вот же у меня его показания. Такого-то числа такого-то месяца получил ранение, был доставлен в лазарет организации «Штурм». Скажете, случайно?

Сашка молчал.

– А вот ещё бумажечка, – Щетинкин двумя пальцами поднял густо исписанный корявым почерком листок, – опрос медперсонала вышеупомянутого лазарета. Вы, Ерхов, просто чудовище какое-то. Обманули доверчивых медиков, поместили в их учреждение врага города, да ещё под своей фамилией. Жизнь ему, можно сказать, спасли. И это вместо того, чтобы застрелить в степи за то, что он Вас так подставил… Выходит, не зря Вас из Корпуса-то выгнали? Выходит, не подставлял он Вас. Выходит, всё было продумано. Ну, чего молчите?

Сашка смотрел на Щетинкина и чувствовал, что больше всего хочет врезать по этой дружелюбной физиономии. Размахнуться и дать между глаз.

– Ну не смотрите на меня так, у Вас прямо на лбу написано, как я Вам не нравлюсь. Но Вы-то нравитесь мне ещё меньше, – следователь встал и прошёлся по кабинету. – Да и кому может понравиться предатель города?

– Я не предатель. Я за город воевал.

Щетинкин остановился у окна и, глядя в него, сообщил:

– Вы предатель, Ерхов, а вдобавок ещё идиот. Иначе уже сообразили бы, что раздражать меня не следует, а напротив, следует способствовать раскрытию Ваших преступлений. Чтобы хотя бы в гроб лечь, так сказать, наиболее похожим на себя. Хотите?

Сашка молчал.