– Итак, я даю Вам ещё пару минут, чтобы собраться с мыслями. А потом Вы начнёте с того времени, как учились в Корпусе. И подробно расскажете, как, когда и кто впервые подал Вам идею начать работать на Энск. Врать не советую, потому как показания Яснова у меня уже есть.
– Какие показания? – Сашка смотрел Щетинкину в спину. Тот не поворачивался, как будто продолжая говорить с кем-то, стоящим за окном.
– Подробные, естественно. Сдал Вас Ваш дружок. Это только Вы что-то за него переживаете. А зря. Редкая сволочь этот Яснов. Перебежчик, убийца, дружбу не ценит. Словом, ничего святого в человеке. Заплати ему, он и Вас, пожалуй, задушит, глазом не моргнув.
– Вы всё врёте! – крикнул Сашка. – Илья ни в чём не виноват! Он бежал в Энск искать своего отца. Его просто обманули!
– Вот это номер... – следователь повернулся и посмотрел на Сашку с любопытством: – А Вы, Ерхов, ещё и скандалист. Знаете, в нашем заведении принято говорить на полтона тише.
Сашка опустил голову. Всё было бесполезно. Всё, что он бы ни сказал, разбивалось об этого человека с добрыми глазами… Сашка почувствовал, что невероятно устал. Почему-то хотелось спать. Щетинкин стоял неподалёку, покачиваясь с пятки на носок, и как будто потерял всякий интерес к допросу. Но ведь так не должно быть! Его не должны обвинять в том, чего он не делал! Сашка мотнул головой, собираясь с мыслями. Нельзя расслабляться, нельзя впадать в панику. Даже Катя говорила, что когда человек прав, он может это доказать. Надо только спокойно и логично всё объяснить. И Сашка попытался сделать это.
– Вы всё перепутали, – сказал он следователю. – Вы заранее считаете нас преступниками, а это не так. У нас в Корпусе нашёлся какой-то офицер, я не знаю, кто, который обманул Илью. Илья вовсе не предавал город, он никаких секретов не знал, честно. И я не предавал. Просто он мой друг. Я его раненого в степи нашёл. Вот Вы бы бросили раненого друга?
– Ну, Ерхов, мои друзья по степи туда-сюда не бегают, – Щетинкин побарабанил пальцами по подоконнику.
– Но я ведь знал, что он не мог ничего плохого сделать. Поэтому пустил его в бригаду. Разве кому-то мешало, что он с нами в развалинах жил…
В дверь постучали, потом, не дожидаясь разрешения, открыли. Вошёл пожилой мужичок в сером лохматом свитере.
– Что, гнида штурмовая, попался, – накинулся он на Сашку. – Скоро вас всех, чернорубашечников, разгонят к чёрту.
– Да успокойся, Сёма, – сказал Щетинкин.
– Чего успокойся, дай я врежу ему по харе.
– Не надо пока. Лучше познакомься: Александр Ерхов, бывший кадет, ныне командор штурмовой группы. Во карьера, да, на зависть. Заметь, каких олигофренов Корпус выпускает: два слова без гона связать не может. Кроме: «Дяденька, я не виноват». Казалось бы, учат языкам, всякой такой мотне, а он…
– Издевается, поди, – сказал Сёма. – Дай я ему всё-таки за ухом кулаком почешу, а?
– Нет, я его ещё не допросил. Загнётся до протокола, потом мы Тоффельту замучаемся объяснительные писать, за что его собачонку пришибли, – объяснил Щетинкин.
– Тоффельту скоро крышка, – зло сказал Сёма, уже выходя. – Я тогда их, гадёнышей, всех руками разорву.
– Не обижайтесь на моего коллегу, – сказал Щетинкин, когда дверь закрылась. – У него дочь штурмовики изнасиловали. Поэтому он им мстит. Хотя, честно говоря, никто здесь вашего брата не любит… Ну так на чём мы с Вами остановились? Ах, да, на том, что вы с Ясновым честнейшие люди и никакого вреда от вас не было. Да… А вот врать-то Вы, Ерхов, не умеете… Вот у меня был один парнишка под следствием, проституткам пальцы отрубал, но зато как врал перед смертью, образованному человеку приятно послушать, а Вы… Сразу видно: штурмовик-дебил. Ни фантазии, ни, простите, ума.
– Я ни слова не соврал.