Город без войны

– Ты какого фига здесь делал? Ты что ли хиппи? – спросил Сашка, но ребёнок твердил только одно: «Не убивайте».

– Да на кой ты мне сдался! – Сашка поднял пацана за грязный свитер и собрался втолкнуть в комнату, но тут на лестнице послышался громкий топот.

– Стой, – закричал Сашка, – застрелю!

– Свои, скотина! – раздался в ответ голос Лёвы.

 Сашка облегчённо опустил автомат.

– Какого хера ты тут застрял? Мы уже закончили! – рыжий появился в конце коридора и, увидев пацана, спросил. – Это что за обсос?

– Не знаю, – сказал Сашка. – Наверное, его к пленным надо?

– К пленным, – Лёва подошёл совсем близко. Выглядел он странно. Как будто выпил или накурился перед боёвкой. – Лев пленных не берет!

Сашка с ужасом увидел, как рыжий прицеливается, и заорал:

– Ты что!

Но Лёва не шутил. Пацан упал на пол, закрыв голову ру­ками, и громко закричал.

– Стой! – Сашка вцепился в «Калашников», отводя его дуло в сторону. – Стой, урод!

 Они боролись не больше минуты – Лёва то опять прицеливался, то дуло автомата было направлено в сторону. Наконец, раздался выстрел и наступила давящая тишина.

– Может, и тебя замочить, сука? – идиотски хохотнул Лёва. – А я замочу, я таких как ты, маменьки­ных сосунков, знаешь сколько… И спишем на хипанов.

Сашка медленно поднял свой автомат и дал очередь. Потом ещё одну. Лёву отбросило в сторону – на обломки кирпича в углу коридора. Сашка перевёл «Калашников» на одиночные, подошёл к лежащему Лёве и выстрелил ещё один раз – в голову. Потом бросил автомат на Лёвино тело. У подъезда послышался разговор: разговаривали Олег с Кешей. Сашка метнулся в комнату и выпрыгнул в окно. Никого из ребят поблизости не было. Только в клубе хиппи раздавались нечело­веческие крики. Да то ли существуя в реальности, то ли лишь в Сашкином сознании, звучал над развалинами Витькин «Аум-м-м»…

14.

Весть о победе как будто гналась вслед за Сашкой. Он бежал от этой победы как от чумы, но то тут, то там слышались крики «Ура», хохот, стрельба в воздух. Потом он был пойман незнакомыми парнями в чёрной форме с тёмными пятнами на рукавах. Ему орали в лицо: «Победа!», а он вырывался и снова бежал. Бежал от этой победы, победы над злом, которое сейчас лежало в коридоре хранилища в луже крови. Победы над злом, которыми якобы были эти несчастные хипаны, ныне безжалостно добиваемые Гориллой Тимом. Спрятаться было некуда, оставалось только убегать…

Недалеко от выхода из развалин Сашка поскользнулся и упал. «Может, и тебя замочить, сука?» – снова и снова хохотало рядом. Зачем? Зачем было убивать этих наркоманов? Зачем было убивать Лёву? Кому это было нужно? Зло победило зло?  «Кузница героев… Если я струшу – я сдохну… Проклятые хиппи и сатанисты! Дяденька, не убивайте!» С неба вдруг посыпалась мелкая снежная крупа. Налетел ветер и закрутил вокруг Сашки белую спираль, словно стараясь спрятать его ото всех. Он вжимался в землю и понимал, что сходит с ума. Вокруг грохотал невозможной силы звук. Вокруг неслись чьи-то крики и его собственный крик. «Аум-м-м», «Там всего человек сорок», «Ты теперь наёмник и станешь стрелять, куда прикажут!» «Мама! Мамочка!!! Где ты?! Спаси меня! Я буду вести себя хорошо! Я буду…»

– Эй, братан! Тебя чё, подстрелили?

Сашка с трудом поднял голову.

– У тебя все ноги в крови.., – над Сашкой возвышался усатый мужик в штурмовой форме с нашивкой «Спецотряд». – Я думал, хипаны ранили.

– Нет… Я убил… – сказал Сашка. Мужик внимательно осмотрел его и улыбнулся.

– Работа у нас такая, братан.

Мужик ушёл. Поднялся и Сашка. Он действительно был в грязи, штукатурке и Лёвиной крови. Мрачно посмотрев туда, где штурмовики праздновали победу, он пошёл прочь.

В центре снег посыпал сильнее. Белая крупа падала на грязь и превращалась в грязь. В этом законе была самая большая справедливость: нельзя оставаться белым в грязи. Ещё больше замешивая городскую грязь сапогами, поскальзываясь и проваливаясь в лужи, Сашка шёл домой. Туда, где мама. Уже было всё равно, что она скажет. Пусть испугается, поплачет, осудит. Потом всё равно простит. Прохожие смотрели на Сашку с удивлением, ненавистью, страхом, расходились в стороны, переходили на другую сторону дороги. Прохожие жили в другом мире, таком же грязном, но по-своему уютном. Они мало что знали о сегодняшней боёвке. Мама, наверное, тоже ничего не знает.

Памятник воину на площади Свободы, заснеженный и безмолвный, гордо смотрел на север, отвернувшись от развалин. У этого воина было героическое прошлое. Он не убивал детей, он не унижался перед «Красными братьями», не воровал. Он побеждал в честном бою, за это его и воссоздали в камне. Сашка вскинул руку в приветствии кадетов. Памятник посмотрел грозно и не ответил.