Город без войны

– Да всё нормально, – послышался голос Кеши. – Это Олег сгоряча. Он парень неплохой, потом остынет, и всё бу­дет, как раньше. Тебе повезло, что по лицу не били. Мне вон Олег как в глаз засветил, так я несколько дней плохо видел!

«У них это нормально. То есть не у них, а у нас, – Сашка укрылся своим простреленным одеялом. – Почему я думаю о них со стороны? Теперь я – это они. И бежать мне теперь некуда»…

15.

Дальше события воспринимались кусками. Неподалёку сидел Кеша и невнятно что-то бубнил. Сашке казалось это важным, но различить слова он не мог. Изо всех сил прислушиваясь, он мог уловить только обрывки фраз, слов, которые рассыпались на звуки, словно колода карт, упавшая на пол. «Консервы, деньги, одежда, продал», – подобные слова носились в воздухе, но сами теперь ничего не обозначали. Потом приходили парни из их и из соседней бригады: кто погреться, кто поболтать с Кешей. Говорили парни тоже непонятно и долго… Всё внутри Сашки болело, и из-за этого он лежал молча, боясь пошевелиться. Он бы рад был уснуть, потерять сознание, умереть… Только не так-то это просто… Вспомнился мальчишка на заплёванном полу притона хиппи. Мальчишка, который из-за Лёвы никогда не вырастет. Вспомнился Лёва, который тоже теперь никогда не станет настоящим солдатом. И вдруг стало так жалко… Жалко мальчика, жалко себя, и даже жалко Лёву. Словно они были друзьями, прожили много лет рядом, а теперь Сашка совершил вдруг немыслимое предательство… Нет, Лёва был враг. Озлобленный, несправедливый человечишко. Он ведь наслаждался чужой смертью. Так почему же Сашке жаль его? Почему Сашка уверен, что Лёва должен был жить? Все должны были жить: Лёва, Сашка, тот мальчишка, старик сторож… А остался только Сашка. Почему? Зачем? Надо было узнать это у кого-то. Найти того, кто всё объяснит…

– Где он? – спросил Сашка у Кеши.

– Кто? – спросил Кеша.

И Сашка больше ничего не спрашивал. Он всё понял. Никто ему ничего не объяснит. Он всё должен понять сам. Понять, что лишил человека жизни. Даже двоих – ещё застрелил того падальщика. Нет, даже троих: не смог спасти малолетнего мальчишку… Нет, четверых… Мама тоже умерла из-за него… И тогда он заплакал. Не мог сдержаться и ревел в голос. Сквозь слёзы в сознание пробивался Кеша с идиотским: «Всё нормально. Не плачь, Санёк»… Потом появился Витька, как и всегда, со свечой в руке. И как всегда равнодушно сказал:

– Ты не умер, дух. Ты приносишь несчастье, раз­ве я был не прав? Молчишь? Молчание помогает нам мыслить о вечном. Стодневное молчание даёт просветление. Нужно только говорить «Ом»…

Витька был самым нормальным среди всех. Витька единственный не казался сейчас идиотом. Такая простая и эффективная месть миру – наплевать на него. И тогда мир исчезнет…

– …И тогда дух обретёт силу.

– Я хочу умереть, – сказал Сашка Шизу.

– Умереть нельзя, – вздохнул Шиз. – Душа бессмертна. И в этом наша беда. Тысячи лет в этой грязи, разрухе, тлене. Тысячи лет мучений, пока не обретёшь себя…

– Я не хочу!!!

Шиз не ответил, только хлопнула за ним дверь. Застучала кровь в висках. Сашка закрыл глаза и услышал, как за окном свистит ветер. Ветер высвистывал мелодию. Знакомую и очень приятную. И вдруг, из далёкой дали принёс этот ветер отзвуки колокола…

В последний раз Сашка слышал колокол в санчасти. «Почему он звонит? Здесь нет колокола. Я – штурмовик. Я – мразь и сволочь. К чему эта сказка?» – совершенно равнодушно подумал Сашка. Звон прекратился. Сашка открыл глаза и вдруг вместо закопчённого потолка увидел потолок неправдоподобно белый. В углу за столиком сидела медсестра. Увидев, что Сашка приподнялся, она отложила журнал:

– Очнулся? Ну наконец-то! Ох и бредил же ты!

– Где я? Это сон? – пробормотал удивлённый Сашка.

– Нет, это не сон, – сказала медсестра. – Сейчас я мать позову. Если она не ушла, то внизу сидит, ждёт.

Хлопнула дверь, и Сашка поднялся с постели. В палате было светло. Очень сильно пахло миндалём, а на столе стояла ваза со степными цветами. Одевшись, он подошёл к зер­калу – оттуда смотрел он сам: смуглый, черноглазый, с повязкой вокруг головы…

В коридоре послышались торопливые шаги. Сашка напрягся: так могла идти только мать. Наконец дверь открылась, и мать зашла. Она была чем-то озабочена, подошла и обняла Сашку.

– Что-нибудь случилось, сынок? Что у тебя с головой? Приходили какие-то люди…

– Да ничего… Поцарапался, отдохну,  и всё будет нормально.

 «Что произошло?» – попытался вспомнить Сашка. Вместо недоверия и восторга в душу просочилась тревога. «Неужели я опять сделал что-то? Что-то такое, что направлено против города? Против его безопасности и существования?»

Неслышно в палату вошёл следователь из Конторы. Он остановился и, презрительно осмотрев Сашку, усмехнулся.

– Ну здравствуй, предатель, – сказал он, присаживаясь на табурет. – Мы решили взяться за тебя очень серьёзно, поэтому я здесь. Садись на кровать, разговор будет длинный. Посторонних попрошу не давать никаких сигналов подозреваемому, и вообще очистить…

Следователь зло посмотрел на мать, но она не двинулась с места.

– Что я такого натворил? – удивился Сашка.