Город Бога

Данте ухмыльнулся и продолжил идти. Возвышение за возвышением, холм за холмом, по малым нагорьям по протоптанной дороге они идут вперёд, в сторону Града, который удаётся увидеть изредка, когда братья оказываются на достаточных высотах, и то он представляется маленькими частями, не достаточными, чтобы выстроить образ столицы Теократии. Но больше всего взгляд Данте приковывает не мимолётные виды Града, а вид дороги, по которой они топают. Асфальт тут если и попадается, то в виде редких кусков пыльного камня, валяющегося где-то у краёв дороги. Выгоревшие и разрушенные автомобили, ставшие грудами мусора, растаскиваемые бедняками и мусорщиками, но люди часто пытаются преодолеть дроги на машинах,… некоторые глохнут, другие подвергаются атаке мародёров, а третьи «случайно» загораются от рук самих ездоков, которые решились обобрать и покончить с пассажирами, друзьями или вообще семьёй, а поэтому поток металлолома на тысячах путях Иберийского Полуострова не уменьшается. Парни идут возле самых настоящих призраков, которые отвратительным видом показывают, до чего докатился разделённый народ на этих землях, впав в дикарство и безумие, и ступая мимо обгоревшего металла, у Данте копится скорбь на душе, ибо во всём этом он видит прошлое своей родины — юга бывшей Италии. Дорога, помимо машин, усеяна мелким, но не незначительным, мусором — выцветшие детские игрушки. Парень, бегая взглядом по тому, что под ногами, понимает, что игрушками когда-то играли дети, а если они тут, то сами их владельцы похоронены где-то у дороги или ещё хуже — на рынках Южного Халифата ценятся молодые рабы, а остальные страны, алчущие дешёвой рабочей илы и развлечений только и рады покупать невольников. Вещи быта, почерневшие и россыпью, лежащие на пыли говорят о том, какое множество простых людей — мужчин и девушек, взрослых и детей, тут сгинуло — их либо убили, скинув на края печальной стези или продав за несколько песо в лапы работорговцам или богатым извращенцам.

Гнетущая атмосфера дороги, ставшей последним путем для тысяч людей, не даёт Данте покой. «Столько смертей и ради чего?» — спрашивает себя парень. Свобода и независимость новых стран вылилась в долгую войну, наплодившую армии мародёров и бандитов, живущих только для себя, убивающих и грабящих, насилующих и ворующих. А национальные армии настолько ослабели, обнищали и оскотинились, что могут удерживать только область столиц, а остальные земли, если повезёт, контролирует наёмники, или никто. Оттого дороги и становятся не путями живых, но стезями мертвецов, воющими слабыми голосами проклинающие роковые ошибки прошлого.

— Тише, — заговорил Яго, развеяв мысли брата. — Слышишь?

— Нет, — стал оборачиваться по сторонам Данте. — А хотя… вон там.

Парни увидели, как средь груд металлолома, покачиваясь, волочит ноги странный силуэт. Бормоча под нос, цепляясь за каждую помятую крышу, человек медленно продвигается вперёд. В рваной майке и джинсах, поджарый смуглый светловолосый парень, потирая впавшие щёки, сонным взглядом карих глаз, пытается сфокусироваться на тех, кто идёт к нему.

— Он что?! — приложил ладонь к пистолету на поясе, вопрошает парень.

— Да, Данте, пьяный в мясо.

Два парня подошли к мужчине, который рухнул у борта машины, облокотившись на неё, приложившись головой об ржавую дверь.

— Ты кто? — на «общеиберийском» с вопросом наклонился, отмахиваясь от жуткого перегара, Дане. — Откуда путь держишь?

— Я г-ул-г-яю по до-р-рогам солн-нчных степей, — пьяным бормотанием ответил мужчина.

— Брат, ты же видишь, что он не вменяем, — почти рассердился Яго.

— Подожди, — отмахнулся Данте и обратился к пьянчуге. — А как тебя зовут?

— Ве-рхф-рф-оль

— Верфель?

В ответ мужчина глубоко кивнул.

— Славно, а почему ты напился?

— Всё пр-пропало. Фер-р-рма сг-орела, ден-нег нет. За дол-л-гхи.

Данте поднялся.

— Вот видишь, Яго, это просто бедный человек, который напился какой-то дряни от того, что всё сгорело. И видимо его ферму подожгли в отместку за неуплату долга. Вот дикое место.

— Как информативно, — поёрзал Яго. — А теперь давай идти… от него мы ничего не получим.

Данте подумывает дать ему денег. «Но зачем? Чтобы он всё пропил, когда очухается?» Пусть сначала протрезвиться» — пораскинул в уме парень и пошёл за братом дальше.

Два брата идут дальше, оставив позади мужчину, который видимо заснул, но их встреча не была единственной и уже через пару минут молчаливой ходьбы к ним навстречу выходят уже два силуэта, которые шли сравнительно ровнее и спокойнее, прежнего ходока. Драная юбка, изорванные лоскуты ткани, обмотанные верёвками и какие-то шлёпки — такова одежда темноволосой дамы, с большими глазами «на выкат», на фоне исхудалого анорексичного лица. На мужчине, который плетётся рядом с ней, вообще только оборванные штаны, из которых сделаны шорты, со старыми туфлями, а спичечное тело закрывается накидкой из кусков различных полотен ткани.

— День добрый, уважаемые, — обратился Данте, ощущая как вместе с ними стало навеивать смрадом тухлятины и экскрементов.